В это время князь услышал резкие звуки, доносящиеся с улицы. Кто-то бил железом по железу. Гостомыслу хорошо был знаком этот звук.
— Кто-то ударил в набат, — подумал князь. — Посреди ночи на такое мог отважиться только тот, кто хочет сообщить что-то очень важное и срочное. По-другому, за такие дела люди могут и рёбра намять, а то и похуже.
Князь спустился на первый этаж своего дворца, там уже стоял Волебог и поправлял наспех надетую рубаху.
— Надо идти на площадь, отец, — обратился княжич к Гостомыслу. — Кто-то решил собрать Вече ночью. Похоже, что дело серьёзное.
Женщины в ночных сорочках тоже вышли в холл, услышав тревожные звуки.
— А вы куда собрались? — спросил у них Гостомысл. — Сидите дома. И без вас там народу хватит. Не женское это дело на Вече решать. Пошли сынок на площадь, поглядим, что там за напасть такая.
Князь и Волебог вышли из дома и направились к лобному месту.
По улицам торопливо шагали люди, держа направление к центру города. Многочисленные факелы в руках горожан освещали дома прыгающими отблесками пламени. Ночной покой города был нарушен. До этого спокойно светивший месяц поспешно спрятался за тучу, очевидно, посчитав, что люди больше не нуждаются в его услугах, коль скоро они зажгли столько собственных огней.
Когда Гостомысл и Волебог добрались до центральной площади, там уже было полно народу. Горожане заполнили всё свободное пространство между домами, и продолжали теснить друг друга и подталкивать, пытаясь пробиться поближе к тому месту, где располагался набат. Каждому хотелось получше рассмотреть того смельчака, который отважился нарушить их ночной сон. Все переговаривались между собой и старались выяснить один и тот же вопрос:
— Что случилось?
Северная столица славян была похожа на потревоженный улей. Князя Гостомысла и его сына Волебога хорошо знали в городе, поэтому перед ними расступались и давали им дорогу, пропуская к лобному месту. Набат представлял собой незатейливое сооружение, состоящее из двух деревянных столбов с приколоченной вверху перекладиной, на которой висела большая железная шина, привязанная пеньковой верёвкой. По ней изо всех сил колотил железным пестом какой-то человек богатырского телосложения. Волебог заметил в первых рядах толпы своего друга князя Вадима, который вместе с остальными горожанами внимательно наблюдал за действиями возмутителя общественного спокойствия, лупившего по железяке с отчаянным упорством. Но никто не решался остановить здоровяка. Волебог подошёл к Вадиму и спросил:
