Они шли по узкой тропинке меж разбросанных сугробов мусора, вдоль высокой и странно новой в этом убожестве кирпичной стены. Завод, вспомнил Рей.
— Что они производят на этом заводе? — спросил он. — Мне казалось, здесь…
— Да, здесь есть производство, — подтвердил отец Фелипе, — его даже очень много. Если вы дальше проедете — там целые кварталы застроены промышленными объектами. У нас здесь делают электронные приборы, коммы, компьютеры, планшеты. Все поставляется в Штаты. Рабочие живут на территории завода, там нормальные бараки, еда. Туда все рвутся как за манной небесной.
Рей вспомнил какие-то объяснения, которые слышал в прошлом — про то, что инвестиции в бедные страны позволяют там развивать промышленность, и люди в итоге тоже станут жить лучше. Но ведь это даже была не бедная страна, это в его время была территория США!
Впрочем, война так много изменила…
— Ну и как вы находите наш мир? — спросил падре, — многое изменилось?
— Да, — разлепил губы Рей. Пару месяцев назад он ответил бойкому журналисту, что не изменилось ничего. Но теперь было ясно, что ответ этот — опрометчивый.
— Да. Этот… флаг-турнир. Колд-зона. Люди стали… какие-то другие.
— Вот это интересно! Какими же стали люди?
— Более… — Рей задумался. Эгоистичными? Безжалостными? Нет, пожалуй…
— Более откровенными, — высказался он, — и жесткими. Не расслабишься тут, понимаете?
— Это объяснимо, — кивнул падре, — была война. Вы знаете, я был тогда ребенком. Я помню все. Война не оставила иллюзий. Иллюзий мирной жизни… мирного сосуществования разных государств, разных классов. Возможности договориться. Война обнажила человеческую суть. Если хотите, я благодарен Господу за то, что Он явил нам откровенный взгляд на нашу собственную сущность.
— Но ведь война давно кончилась, — вырвалось у Рея.
— Раны заживут еще не скоро. Раны земли, человеческие раны. Вы, мистер Гольденберг, думали, что можно жить весело и беспечно и оставаться добрым и хорошим человеком, христианином. Тогда, до войны многие так считали. Можно жить искусством, радостями и удовольствиями жизни. Растить детей, смотреть фильмы. Но никуда не девается грех, глубочайший первородный грех, живущий в каждом из нас.
— И оттого началась война? — скептически спросил Рей. Священник нахмурился.
— Скажите, мистер Гольденберг, ведь вы были влиятельным человеком в своем мире…
— Нет. Я был богат, но не влиятелен.
— Все равно. Вы были богаты, имели какие-то связи, хотя бы родственные. Сделали вы что-нибудь, чтобы остановить войну?
