– Вот как!
– А вы знаете, Софья Николаевна, что Седова уже несколько раз затаскивала Антона в дежурку? Она пытается уложить его к себе в постель, но Антон всегда от нее убегает. А когда она увидела ваш портрет, нарисованный Антоном, то поняла, что он в вас влюблен, и дико его приревновала. На глазах у Антона она порвала все портреты, нарисованные им на бумаге, и выбросила их обрывки в мусорное ведро. А он, дурачок, сказал, что у него есть еще один ваш портрет, но она его никогда не найдет. И тут она натравила на Антона Фильчакова, видимо рассказав ему о шарже. Ведь этот шарж она не порвала, а оставила, чтобы Фильчаков его увидел.
Софья вопросительно посмотрела на Кошкарова, но тот отвернулся к окну.
– Софья Николаевна, а почему вы советуете мне писать эпиграммы, а не лирические стихи? – спросил Вородкин.
– Эпиграммами вы кратко завершаете диалоги с теми, кто вас обидел. А чем более кратко и быстрее отвечаешь обидчику, тем быстрее восстанавливается психика.
– А зачем завершать диалоги с теми, с кем и говорить-то не хочется?
– Это принцип гештальт-терапии. Диалог должен быть завершен. Даже великие поэты чувствовали это и писали эпиграммы на своих недругов, которым не могли сказать в глаза все то, что о них думают. Взять хотя бы Пушкина и Лермонтова. Я еще приду к вам сегодня.
Выходя из палаты, Софья дверью сбила с ног Галину Седову, которая подслушивала, прижав ухо к замочной скважине. Седова упала на пол, показав рваные колготки на костлявых и бледных до синевы ногах.
– Извините, что помешала вам подслушивать, – тихо сказала Софья.
Седова поднялась с пола и стала поправлять на себе халат, исподлобья по-собачьи глядя на Софью. Ее глаза мстительно блестели бутылочными осколками.
Софья вернулась в кабинет ответственного дежурного по больнице. Фильчаков разговаривал по телефону.
– Снова позовите Ковбу и Мазура, и пусть они их скрутят. Потом обоим вколите по двойной дозе аминазина, чтобы они успокоились и не болтали лишнего! Слова о том, что их якобы обыскивали, я расцениваю как признак психомоторного возбуждения на фоне галлюцинаторно-бредового синдрома! Я приду попозже и решу, чем бы еще успокоить эту взбесившуюся парочку, – Фильчаков положил трубку. – Ваши больные перевозбудились, Софья Николаевна, и мы будем их успокаивать. Я дежурный врач и отвечаю за порядок в больнице!
– Вы назначили моим больным инъекции аминазина?! В цивилизованных странах он уже запрещен!
– Мне не оставалось ничего другого, потому что применяемая вами так называемая гештальт-терапия только усилила и обострила их болезни. Вы принесли им краски, бумагу и ручки. Они начали рисовать и писать, что совершенно разбалансировало их психику и вывело ее из равновесия. У них начался бред. Им даже показалось, что их обыскивали. Это признаки мании преследования с галлюцинациями. Их психика прогрессивно разрушается. Гештальт-терапия ускоряет этот процесс.
