В тот же вечер, хладнокровно ознакомившись с замком, я наконец-то уединилась между четырьмя колоннами на кровати, задрапированной красной парчой (скорее даже фиолетового оттенка, в котором синева переливается по поверхности до насыщенного красного цвета). И тогда я ощутила всю тяжесть величия Давентри.
Остаться вдовой лорда было моим сокровенным желанием, и оно сбылось! Я действительно чувствовала себя вдовой. Но мне казалось, что это какое-то преувеличение. Нормально ли быть вдовой в такой ситуации? И как долго я должна буду в ней оставаться?
Я почувствовала себя пленницей, запутавшейся в величественной кроне генеалогического древа лорда Седрика.
Вне всякого сомнения, я была леди Давентри, но мне казалось невозможным оставаться счастливой вдовой.
В этот первый вечер меня сковала печаль. Сидя посередине кровати, по углам которой, словно деревья, поднимались колонны, я казалась себе жалким муравьишкой. Прошлое давило на меня с такой силой, что я теряла связь с реальностью. Я лежала на этой огромной кровати, как цветок на надгробном камне. Наконец я закрыла глаза и представила синее небо, каким никогда не бывает небо севера, с бегущими по нему кустистыми тучами, светящееся море, просторную хижину, открытую мягкому бризу, красивого загорелого ребенка, гуляющего на чистом песке. Оливер и я, обнявшись, слушаем шум набегающих волн, а на наших губах искрится счастливая улыбка. А над Бораборой поднимается луна.
Смогла бы я поменять бриллианты на ракушки на побережье?
Сумела бы спать в объятиях Оливера под кокосовыми пальмами? Этой ночью все мое естество говорило «да».
Но эта слабость была временной. Моя неуверенность длилась лишь несколько часов, как приступ малярии. Я быстро поняла, что представляет из себя лорд Давентри, мертвый или живой.
Ни дом в Сингапуре, ни бриллианты, подаренные им, ни роскошная яхта не помогли мне осознать все величие богатства, которым я теперь овладела.
Само собой разумеется, я подчинилась существующей традиции. Я научилась жить и этой жизнью, находя утешение в виски. Я стала настоящей леди из старинного рода.
Так прошла зима. Наступил апрель, Франсуа — а маленький котенок уже давно превратился в красавца кота — провел под луной свой очередной медовый месяц. Из башен и из глубины парка слышалось его пылкое мяуканье. Повсюду шныряли прекрасные кошки и гордые коты, издавая безумные крики. Появились первые нарциссы. На крышах ворковали голуби. Горничные весело напевали, занимаясь уборкой.
