Ну вот! Все так просто! А в принципе, что же изменилось? Я все та же Анна де Даула, не так ли?
Но все происходило отнюдь не в розовом свете. Грустный и одинокий кот часто приходил ко мне по ночам посидеть на краешке моего сердца. И его слабое мяуканье умоляло меня открыться ему.
Доза виски повысилась: это было единственное средство от сомнений и желания все повернуть назад. Все казалось бессмысленным и жестоким.
И вот наступил день, на исходе которого мне пришлось сказать своей хижине «прощай»…
Когда я услышала, как в последний раз поворачивается ключ в замочной скважине, я чуть не разрыдалась. Как глупо! Мой безутешный призрак отделился от моего тела и устремился к закрытым ставням, чтобы постучаться в них дрожащей рукой. Ставни напомнили мне навсегда закрывшиеся глаза.
Именно в этот момент я почувствовала, как моя жизнь отделяется от жизни Оливера. Мы уже не тайные любовники вдали от всего мира; мы теперь запретные любовники. Сколько же времени пройдет, прежде чем мы сможем вновь жить вместе?
Оливер, в отличие от меня, никогда не мечтал о нашей совместной жизни в мире и покое. Но на моем заплаканном лице он прочитал прощание с этим счастьем, обнял меня и долго и нежно целовал. Сквозь неплотно сжатые ресницы я увидела линию его щеки, тень от волос на висках, и мне показалось, что это в последний раз. Резким движением Оливер отстранился от меня.
— Ну, Анна, будь храброй и хладнокровной! Договорились?
Я села в машину рядом с ним, не глядя на «Зеленые пастбища». На коленях я держала корзинку с Франсуа. Котенок немного помяукал, а затем затих и оставался спокойным и доверчивым на протяжении всех странных событий, последовавших затем.
Мы быстро ехали в ночи. Так вот какое у меня свадебное путешествие! По дороге мы пообедали в придорожном ресторане. Я сказала Оливеру, что вот уже скоро пять месяцев, как не была близка ни с кем, кроме него.
— Как странно, — сказала я ему, — ты становишься чужим именно в тот момент, когда мы вливаемся в человеческое общество! Теперь я буду тебя видеть, буду на тебя смотреть издали!
— Не так уж издалека.
В Саутгемптоне Оливер проследил за погрузкой моего багажа в такси. Мне предстояло провести ночь одной в гостинице. Он так решил. Я боялась этой первой ночи в одиночестве, но не осмелилась ничего сказать. Мне также не хотелось показывать свою растерянность, потому что Оливер уже совсем не походил на человека, которого тронула бы женская печаль.
Он закрыл дверцу такси, отступил на несколько шагов назад и еще раз ожег меня, как молнией, своим взглядом.
