– Телефона нет, – бормочу наконец.
– Что?
– Бумажник на месте и ключи тоже, а мобильного нет.
Дотсет пожимает плечами:
– Выбросил в помойку. Бет свой тоже выкинула. Так паршиво работал, что она решила избавиться от этой дряни.
Я киваю, приговаривая: «Конечно, конечно…» – а сам все разглядываю Зелла.
– И еще, нет записки.
– Да ну? – Он опять пожимает плечами. – Может, ее найдет друг. Или начальник. – Дотсет с улыбкой допивает кофе. – Этот народ всегда оставляет записки. Хотя вроде бы такое дело нынче в объяснениях не нуждается, а?
– Да, сэр, – бормочу я, поглаживая усы, – да, конечно.
На прошлой неделе тысячи паломников со всей Юго-Восточной Азии собрались в Катманду и взошли на костер. Монахи выстроились в круг и возносили молитвы, а потом бросились в пламя. В Центральной Европе продаются DVD с мастер-классами вроде «Как правильно набить карманы камнями» или «Как смешать коктейль из барбитуратов у себя на кухне». На американском Среднем Западе: в Канзас-сити, Сент-Луисе, Де-Мойне – в моде огнестрелы, большинство вышибает себе мозги из дробовика.
А наш Конкорд почему-то стал городом висельников. Тела обнаруживают в кладовках, в сараях, в недостроенных подвалах. В прошлую пятницу один владелец мебельного склада испробовал голливудский метод – привязал к изгибу водосточной трубы пояс от банного халата. Только труба не выдержала, и он свалился во двор живым, переломав все четыре конечности.
– Все равно это трагедия, – равнодушно заявляет Дотсет. – Каждая смерть – трагедия.
Он бросает взгляд на часы: ему пора. Но я все сижу на корточках, все щурюсь на труп страховщика. Питер Зелл выбрал на последний день жизни мятый коричневый костюм и голубую рубашку. Носки в тон, но не совсем: коричневые – только один темный, а другой посветлее. Оба с растянутыми резинками, съехали на лодыжки. Ремень на шее – то, что доктор Фентон назвала бы «лигатура», – хорош: блестящая черная кожа, на золотой пряжке выгравировано «B&R».
– Эй, сыщик! – окликает Дотсет, и я моргаю, подняв на него глаза. – Ты еще что-то хотел сказать?
– Нет, сэр, спасибо.
– Не напрягайся. Работай в охотку, молодой человек.
– Только… постойте!
– Извини?
Я выпрямляюсь, разворачиваюсь к нему:
– Ну вот я намерен кое-кого убить…
Пауза. Дотсет разыгрывает долготерпение мученика – забавляется.
– И живу я в такие времена и в таком городе, где люди то и дело убивают себя. Направо и налево. Это – город висельников.
– Так-так…
– Не стоит ли мне, убив жертву, изобразить самоубийство?
