Уклад военной школы был способен «сделать человека», перемалывая и своих самых разнородных, случайных абитуриентов. Вот история промелькнувшего в судьбе Деникина Н. Лепешинского — брата известного большевистского деятеля П. Лепешинского, ставшего видным советским бонзой.
Этого Н. Лепешинского за революционную деятельность исключили из университета с «волчьим билетом». Он сжег его и, сделав вид, что получал домашнее образование, сдал экстерном за среднее учебное заведение. С выправленным таким образом свидетельством Лепешинский поступил в Московское юнкерское училище.
Несколько месяцев юнкер Лепешинский отлично вел себя и учился, как вызвали его к инспектору классов Лобачевскому. На столе того лежал проскрипционный список из Министерства народного просвещения, который оттуда периодически высылался для уличения «волчебилетников». В нем инспектором красным карандашом была подчеркнута фамилия Лепешинского, и он спросил:
— Это вы?
Побледнел Лепешинский и промямлил:
— Так точно, господин капитан.
Инспектор Лобачевский пристально глядел ему в глаза, что-то думая. Потом сказал:
— Ступайте.
Никому он не разгласил содержания «волчьего» списка. Лобачевский свято верил в «иммунитет» воинской школы. И инспектор не ошибся. Лепешинский окажется с Деникиным однополчанином в начале их службы. Всегда он будет продолжать выглядеть большим скептиком, но служить усердно. Брат будущего крупного коммунистического деятеля станет доблестно драться в русско-японскую войну и погибнет в бою.
Чтобы лучше понять ход русской революции и Гражданской войны, уместно здесь привести следующий кусок из воспоминаний генерала Деникина:
«Наш военный уклад имел два огромных, исторического значения последствия.
Недостаточная осведомленность в области политических течений, и особенно социальных вопросов, русского офицерства сказалась уже в дни первой революции и перехода страны к представительскому строю. А в годы второй революции большинство офицерства оказалось безоружным и беспомощным перед безудержной революционной пропагандой, спасовав даже перед солдатской полу-интеллигенцией, натасканной в революционном подполье.
И второе последствие, о котором человек социалистического лагеря (статья профессора Г. Федотова «Революция идет»), вряд ли склонный идеализировать военный быт, говорит:
«Интеллигент презирал спорт так же, как и труд, и не мог защитить себя от физического оскорбления. Ненавидя войну и казарму как школу войны, он стремился обойти или сократить единственную для себя возможность приобрести физическую квалификацию — на военной службе. Лишь офицерство получило иную школу, и потому лишь оно одно оказалось способным вооруженной рукой защищать свой национальный идеал в эпоху Гражданской войны».
