Они сидели за ужином. Это была простая, но очень вкусная еда: нарубленные крысиные хвосты, слегка обжаренные в масле, и холодная жабья кровь. (Люди, которые думают, что призраки не едят, не пьют и в туалет не ходят, неправы. Им
не обязательноэто делать, но им это
нравится. Надо же как-то время проводить).
Джордж капризничал и кричал слишком громко, и Ведьма, у которой болела голова, накинула на него чехол для чайника, чтобы заглушить его. Часто так получается, что когда ты не видишь, то начинаешь лучше слышать. Наверно, поэтому Джордж был первым, кто прекратил жевать и спросил: «Что это за шум?»
Спустя мгновение это услышали все. Звук лошадиных копыт, взбивающих воздух снаружи.
Звук приближался. Множество копыт, звон сбруи, скрип кожи… А затем со свистом и порывом ветра, который смел крысиные хвосты с тарелок, огромная карета, запряженная четырьмя черными лошадьми, внеслась через окно и остановилась в воздухе над их головами.
- Не может быть! – воскликнул Скользящий Килт.
- Может! Это тетя Гортензия! – сказала Ведьма, взволнованно хлопая крыльями.
Дверь кареты открылась. На обеденный стол ступила леди, одетая в огромную фланелевую ночную рубашку с вышитыми шток-розами. В вечернем свете над довольно грязным воротником ее обрубленная шея, слегка зазубренная в том месте, где побывал топор, светилась розовым.
- Что такое, тетушка? Что случилось? – спросила Уинифред.
Повисла пауза, пока шея Гортензии кружилась по комнате. Казалось, что она что-то ищет. Затем она нырнула обратно в карету и вынула какой-то предмет. Это была ее голова.
- Меня выгнали из моего дома, - сказала голова Безголовой тети Гортензии. Выглядела она злой и печальной, а ее запутанные серые волосы были всклокочены.
- О, нет!
- Да, - кивнула голова, и из левого глаза скатилась слеза.
- Такие вот события, - продолжила она. – Вы знаете, как комфортно мне было в Ночном Аббатстве?
Все кивнули. Еще при жизни тетя Гортензия была домоправительницей во дворце Хэмптон- Корт короля Генриха Восьмого. Правда, тетушка была слаба в арифметике. И однажды, при подведении баланса она сказала, что пять пухлых каплунов, фляга меда и две сальные свечи стоят одиннадцать пенсов и три фартинга, тогда как они стоили одиннадцать пенсов и пол пенни. И Генрих, который целую неделю никого не казнил, велел арестовать ее, как раз тогда, когда она ложилась спать, то есть, в ночной рубашке и длинных шерстяных панталонах, и отрубить ей голову.
