Разве не видит Гордубал, что Штепан сердится. Может, и видит, но сторонится Штепана. Бросит через плечо, что да где сделать, и идет куда-то по своим делам. А Штепан провожает его таким взглядом, словно готов вцепиться ему в глотку.
Наконец не выдержал Штепан: стал посреди двора, поджидает хозяина, зубы стиснул, так что желваки заходили на скулах. Гордубал проходит по двору.
— Пора ехать, Штепан.
И идет дальше.
Манья загораживает ему дорогу.
— Мне с вами потолковать надо, хозяин.
— Ну, чего еще? — уклоняется Гордубал, — Занялся бы лучше делом.
Штепан даже посерел от ярости. Странно, ведь он всегда был смуглый.
— Что это вы болтаете про меня и Гафию? — выпалил он.
Гордубал поднимает брови.
— Что болтаю? Что просватал дочку за батрака.
Манью коробит от злости.
— А почему? А зачем вы… Люди меня на смех поднимают: «Скоро ли, мол, крестины, Штепан?», «Беги, Штепан, к своей невесте, ее гусак обидел».
Гордубал гладит затылок.
— Не слушай их, пусть потешаются. Надоест.
— Мне, мне это надоело, хозяин! — цедит сквозь зубы Манья. — Не хочу быть посмешищем!
Гордубал тяжело вздыхает.
— И я тоже не хочу, потому и обручил вас. Ну, чего еще?
— Не хочу, — скрипит зубами Манья. — Не буду я тут торчать женихом сопливой девчонки всей деревне на смех.
Гордубал — руки еще на затылке — мерит его глазами.
— Погоди — как ты сказал? Не будешь?
Манья дрожит от бешенства, вот-вот заплачет.
— Не буду, не хочу! Что хотите делайте, а я…
— Не будешь?
— Не буду.
Гордубал засопел.
— Подожди здесь.
Манья стоит, захлебываясь от ярости, — ему стыдно быть посмешищем всей деревни. Лучше уж убраться отсюда, чем…
Гордубал выходит из хлева и рвет какую-то бумагу. Рвет на мелкие клочки и бросает их в лицо Манье.
— Вот. Больше ты не жених. Передай отцу, что я порвал договор. — Рука в белом рукаве быстро взлетает и указывает на ворота. — Проваливай!
Манья быстро дышит, глаза его суживаются, как нож.
— Не уйду, хозяин.
— Уйдешь! А вздумаешь вернуться, у меня ружье есть.
Штепан багровеет.
— А если не уйду, тогда что?
Гордубал грудью надвигается на него. Манья отступает.
— Полегче! — шипит он.
— Не уйдешь?
— Пока не прикажет хозяйка, не уйду.
Застонав, Гордубал внезапно бьет Манью коленом в живот. Манья корчится от боли, но тут огромная ручища хватает его за шиворот, другая за штаны, поднимает на воздух, и Штепан летит через забор в крапиву.
— Так. — Гордубал переводит дух. — Не захотел в ворота, полетел через забор. — И он тащится обратно, поглаживая темя. Странно: как-то горячо в затылке…
