Мой рассказ, возможно, кажется вам несколько сбивчивым. Фантазия сама по себе, по-видимому, аморальна и жестока, как ребенок: она увлекается ужасным и смешным. Как часто вел я своих вымышленных героев путями страдания и унижения лишь для того, чтобы острее жалеть их. Таковы мы, создатели вымысла: для того, чтобы прославить своего героя или воздать ему должное, мы прежде обрекаем его на тяжелый удел, возлагаем на его плечи безмерное бремя страданий и борьбы. Но разве не в этом смысл жизни? Если человек хочет доказать, что прожил жизнь не зря, он покачает головой и скажет: „Да, много мне довелось пережить!“ Так вот, доктор, давайте разделим обязанности, вы будете из любви к человеку и по призванию врачевать его недуги и исправлять физические недостатки. А я из любви к человеку и тоже по призванию буду награждать его лишениями и конфликтами и вкладывать персты в его раны, хоть у меня и нет целительного бальзама. Вы погладите шов, который отлично сросся, а я с трепетом измерю глубину раны, но в конце концов, может быть, окажется, что и я умеряю страдания, рассказывая, как они мучительны.
Итак, я стараюсь оправдать литературу за ее пристрастие к трагедии и к насмешке. Ведь и то и другое — это окольные пути, изобретенные фантазией для того, чтобы своими средствами, своими нереальными путями создавать иллюзию реальности. Действительность сама по себе не трагична и не смешна; она слишком серьезна и бесконечна, чтобы быть смешной или трагичной. Сочувствие и смех — это только наш отклик на события, происходящие вне нас. Вызовите любым способом в читателе такой отклик — и вы создадите у него впечатление, что вне нас произошло нечто подлинное; вымысел выглядит тем подлиннее, чем сильнее искусственно созданный им эмоциональный резонанс. Господи боже, каких только трюков и фокусов не изобретаем мы, творцы вымысла, для того чтобы покрепче встряхнуть очерствевшую читательскую душу!
Милый доктор, в вашей жизни серьезного и добросовестного врача остается не много места для сочувствия и смеха. Вы не будете с содроганием глядеть на человека, обливающегося кровью, вы сотрете кровь и окажете необходимую помощь. Вы не станете потешаться над смешным видом человека, облитого соусом, а, наоборот, посоветуете ему вытереться; в результате смолкнет хохот окружающих и инцидент будет исчерпан. Ну, а мы, писатели, придумываем происшествия, которых вы не можете отменить, в которые не можете практически вмешаться. Они непоправимы и неизменны, как история. Поэтому отбросьте книгу или отдайтесь во власть чувств, которыми она проникнута, и ищите за ними действительность, отвечающую этим чувствам.
