— Конечно.
— Реакции у него должны быть чрезвычайно бурные, прямо вулканические. Мне, врачу, не следовало бы этого говорить, но для многих людей физическая слабость — нечто вроде тонких и спасительных пут: слабые люди инстинктивно притормаживают свои реакции, боясь надорваться. А этому нечего было остерегаться, и потому он отважился на прыжок… прямо в Вест-Индию, а?
— Он был моряком, — напомнил хирург.
— Это тоже свидетельствует о навязчивой идее скитания, не так ли? Как вы сами отметили, у него тело интеллигентного человека. Пациент Икс не родился бродягой и если стал матросом или авантюристом, то после какого-то тяжелого жизненного перелома. Что это был за конфликт? Каков бы он ни был, он обусловлен его конституцией.
Терапевт наклонился над сфигмометром, укрепленным на руке больного.
— Плохо дело, — вздохнул он. — Давление падает. Уже недолго. — Он потер себе лоб и жалостливо поглядел на неподвижное, слабо и прерывисто дышащее тело. — Удивительно: в колониях есть хорошие врачи, как же они допустили, чтобы его тело так изъела фрамбозия? Вероятно, врачи были очень далеко. А может быть, его пользовал негритянский колдун на Гаити или еще где-нибудь. М-да, голубчик, он жил далеко от цивилизации.
Старик громко высморкался и аккуратно сложил платок.
— Его жизнь?.. В ней нам теперь кое-что ясно.
Он задумчиво покачал головой.
— Он пил, не мог не напиваться до бесчувствия. Представьте себе, в тамошнем климате, при такой нестерпимой жаре… Это была не жизнь, а умопомрачение и затемнение чувств, непрерывный бред.
— Больше всего меня интересует, почему он вернулся, — сказал хирург в приливе необычной для него общительности. — Почему, собственно, он возвращался… с такой лихорадочной поспешностью? Лететь в эдакую бурю, словно нельзя было подождать… И потом желтая лихорадка… Значит, за четыре-пять дней до аварии он еще был там, в тропиках, не так ли? Значит… право, я не знаю… он должен был буквально перепрыгивать с самолета на самолет. Странно! Я все думаю, какая же необыкновенно важная была у него причина — так спешить. И — трах — он разбился в этой гонке!..
Старый врач поднял голову.
— Слушайте… он все равно был обречен. Даже если бы не разбился. Его песенка спета.
— Почему?
— Диабет, печень… а главное, сердце. Его все равно нельзя было спасти. Эх, коллега, это не пустяк — возвращаться домой. Такой далекий путь! — Старик встал. — Снимите с него сфигмометр, сестричка. Что ж, он вернулся и уже почти дома. Больше он не блуждает, теперь он на верном пути… Верно ведь, а, голубчик?
