Какое-то время мы помалкиваем. Затем Кудрявый говорит:
— Натчез Паркер прислал известие, что хочет видеть тебя.
— Понятно, — говорю я.
Наплыв: ранчо на краю пустыни. В отдельно стоящей кухоньке повар-китаец точит ножи. Один из работников, старина Фаррел, сидит на ящике и чистит картошку. Он поет за работой, склонившись над кучей очисток. У него длинное лошадиное лицо. Повар, о котором он и думать забыл, высовывается из окна и говорит:
— Кто-то едет.
Старина Фаррел поднимается с места, приглядывается, яростно чешет в копне волос, снова прищуривает глаза.
— Эх, нехристь ты, нехристь, китаеза. Это не просто кто-то, это как пить дать мистер Уошберн, или я — не я и зеленые яблочки — не творение господне.
Старина Фаррел поднимается, подходит к фасаду главной усадьбы и кричит:
— Эй, мистер Паркер! К вам едет мистер Уошберн!
Уошберн и Паркер сидят вдвоем за маленьким деревянным столиком в гостиной Натчеза Паркера. Перед ними чашки с дымящимся кофе. Паркер — крупный усатый мужчина — сидит на деревянном стуле с прямой спинкой, его высохшие ноги укутаны индейским одеялом. Ниже пояса он парализован: в давние времена пуля раздробила позвоночник.
— Ну что же, Уошберн, — говорит Паркер, — я, как и все мы на Территории, наслышан об этой твоей истории с Малышом Джо Поттером. Жутко представить, что за встреча у вас выйдет. Хотелось бы на нее посмотреть со стороны.
— Я и сам не прочь посмотреть на нее со стороны, — говорю я.
— И где же вы намерены повстречаться?
— Полагаю, в аду.
Паркер подается вперед.
— Что это значит?
— Это значит, что я не собираюсь встречаться с Малышом Джо. Я направляюсь в Бримстоун, а оттуда — все прямо и прямо, подальше от Малыша Джо и всего вашего чертова Дикого Запада.
Паркер подается вперед и зверски дерет пальцами свои седые лохмы. Его большое лицо собирается в складки, словно он впился зубами в гнилое яблоко.
— Удираешь? — спрашивает он.
— Удираю, — говорю я.
Старик морщится, отхаркивается и сплевывает на пол.
— Из всех людей, способных на такое, меньше всего я ожидал услышать это от тебя. Никогда не думал, что увижу, как ты попираешь ценности, во имя которых всегда жил.
— Натчез, они никогда не были моими ценностями. Они достались мне готовенькими, вместе с ролью. Теперь я завязал с ролью и готов вернуть ценности.
Старик какое-то время переваривал все это. Затем заговорил:
— Что с тобой творится, дьявол тебя забери?! Ты что, в одночасье уразумел, что нахапал уже достаточно? Или просто струсил?
