— Это не Сергею, что ты! Я планировала ехать покупать ему подарки в пятницу. — Если бы ты освободился пораньше, мы успели бы в Вашингтон, в какие-нибудь приличные магазины. А это просто надо раздать тем, кто нуждается. Если не хочешь заниматься сам, отдай в районное отделение армии спасения.
— Знаешь, в России нет армии спасения.
— А нуждающиеся есть?
Только тут Ник начал понимать, что все это не шутка, а проблема. И вместе с тем, глядя на свою мило беременную Деб, которая старательно собирает какие-то вещи для неизвестных ей людей просто потому, что кому-то где-то плохо и, нет денег на новую рубашку, а старые сносились, он почувствовал, как его захлестывает такая волна нежности и благодарности, что чуть не прослезился. Он обнял жену, вдохнул запах ее волос и уткнулся ей в шею.
— Как я тебя люблю, — сказал он, ощущая своими руками через тонкий трикотаж майки ее разогретую работой кожу.
«Черт с ней, с проблемой. Возьму все, что она соберет. В аэропорту брошу, кто-нибудь подберет».
Деб откинулась на его руки и нашла своими губами его… Ник с удовольствием отдался поцелую, отчего-то возбуждаемый запахом стираных рубашек, что горой лежали на столе.
* * *
День отъезда приближался и, когда билет уже был заказан, Ник узнал, что Деб отправила Сергею в Москву телеграмму с номером рейса и текстом специально для этого случая переведенным на русский язык, но написанным латинскими буквами.
Впрочем, на этот раз он не расстроился, понимая, что объяснить Деб всю бесцельность ее действий невозможно. Телеграмма непременно потеряется, да и утруждать друга встречей в аэропорту не хотелось. Но, если она считает, что так правильно, значит, пусть так и будет. Не привыкший к вниманию, Ник грелся в заботе жены, как в лучах весеннего солнца и, если бы был человеком более романтического склада, непременно отметил бы, что чувствует, как из него пробиваются наружу зеленые листики.
Он по-прежнему ходил на работу, привычно тренировал американцев, но внутренне уже как бы был в пути. Вся эта поездка постепенно наполнялась дополнительным смыслом: он не нашел бы нужных слов, но ясно чувствовал, что только после нее сможет вернуться в Америку уже совершенно. И хотя он сам себе не признавался в этом, ехал он еще и для того, чтобы убедиться: его больше ничто не держит на первой родине и дом его, окончательно и навсегда, здесь.
* * *
Покупку подарков отложили на день отъезда: рейс приходился на вечер и по пути к аэродрому Кеннеди решено было завернуть в Вашингтон. Поэтому утро началось со страшной суматохи.
