Он решил махнуть рукой на чай, но передумал и вооружась ножом, принялся отрезать вначале вилку от приборчика, а затем разбирать вилку от телевизора. Не прошло и пятнадцати минут, как все было готово, но тут выяснилось, что вода в кранах пропала безвозвратно.
За время жизни в Америке Ник пристрастился к ароматизированным «пиквикским» чаям. И сейчас он уже ощущал, с каким удовольствием глотнул бы горячего «мангового».
Вот лежал пакетик «мангового» чая. Рядом стояла чаеварка. Воды предательски не было.
Можно было бы обратиться с просьбой к коридорной, но это как-то внутренне оскорбляло его. Ник огляделся по сторонам в поисках возможно спрятавшейся воды. Но той либо действительно нигде не было, либо удалось спрятаться хорошо.
Ник заглянул в ванную еще раз. Кран поражал своей безжизненностью, но на этот раз воде скрыться не удалось. Ник услышал, как гулко капнула где-то капля.
«В бачке!» — осенило его. Он забыл про эти старые типы сантехники. Не будучи брезгливым без повода, Ник черпанул оттуда и, довольный, вернулся в комнату.
Через минуту воздух наполнился ароматами и Ник, положив в чашку три кусочка сахара (он любил настоящий сахар), с наслаждением глотнул.
«Сбываются мечты!» — подумал он по-русски.
* * *
Петро и Зяма не торопились. Они довольно часто занимались подобными делами. Смысл сводился к тому, чтобы запугать, запугать жертву до смерти. Но именно запугать. Жертва могла остаться без глаза, с переломанными конечностями, но непременно живой. В нестрогой иерархии все-таки была своя специализация: Зяма и Петро не были киллерами. Во всяком случае, сейчас.
По опыту они знали, что жертву беспомощное, ожидание боли выматывает едва ли не больше, чем сама боль. Это потом, когда они начнут избивать и мучить, перерывы будут жертвой восприниматься как передышка. А сейчас нет.
Поэтому спешить было некуда. Они тщательно Обследовали холодильник и, найдя водку, решили перекусить «чем Бог послал».
Они были похожи, как близнецы: одинаковые мысли, одинаковые реакции, одинаковая одежда. Кто станет их следующей жертвой, им было глубоко безразлично, тем более, что ни тот, ни другой не испытывали никакой тяги к противоположному полу. Совместная лагерная отсидка превратила их в гомосексуальную пару и сексуальная сторона любого насилия могла заинтересовать их только с точки зрения как раз насилия, то есть причинения возможно более сильной боли.
— Я ему говорю, — рассказывал захмелевший Зяма. — Ты что, совсем рехнулся? Прогнил насквозь? А он мне — фильтруй базар! Да если бы за ним никого не было, я бы ему зенки выдавил…
