— Устал я, американец. И с тобой, чувствую, не отдохну. А это давай сам.
Ник, пожав плечами, стал выкладывать еду на тарелки, поставил рюмки, стаканы, откупорил бутылки. Ему уже казалось, что это второе путешествие к Паше затеял он зря, но тот обладал чем-то, важным для Ника. Серега, к которому он летел через океан от любимой жены, умер. И нужен был кто-то, кому необходимо было объяснить, почему он теперь возвращается. А Паша был Сереге другом. Значит и объяснить все надо ему.
Схема логики тут хромала, Ник это чувствовал, да и Паша не был расположен к всепрощению, скорее, наоборот.
Ник разлил джин и потянулся к Паше чокнуться, но тот быстро отодвинул руку:
— Совсем одичал ты там, тимуровец. На поминках не чокаются. И тосты не произносят.
Выпили молча.
* * *
Бутылка джина была литровой, но пили хоть и быстро, однако как-то вяло. Разговор очевидно не клеился. В тишине и молчании курили одну за другой, пока в кухне не стало сине. Ник полез открывать окно и, когда распахнул, так и остался стоять спиной к облезлым стенам и тусклому свету, вдыхая ночную свежесть. В сквере молоденькие мальчик с девочкой выгуливали собак и пахло как-то особенно. То ли дерево какое-то цвело, то ли еще что, но Ника опять зацепило это утреннее чувство.
— Джим, фу, — негромко покрикивала девушка. Юноша что-то невнятно отвечал и оба смеялись.
Ник повернулся к столу и обнаружил, что Паша здорово и тяжело, как это бывает с большими людьми в мрачном расположении духа, пьян.
Самого Ника тоже слегка вело и в голове тоненько постукивало от выкуренных сигарет.
— Херня, — вдруг громко сказал Паша. Ник подумал, что вот сейчас произойдет тот разговор, за которым он приехал, очень уж веско Паша сказал «херня». Но Паша помолчал и продолжил, глядя на свой стакан:
— Вода горькая, а водка елкой воняет. Вот, значит, что вы там в Америке пьете. Да, это залпом стакан не шибанешь, по чуть-чуть выцеживать надо.
Ник молниеносно подивился параллели со своим сегодняшним ощущением от водки.
— В Америке, Паша, разное пьют. Только меньше, конечно.
— Да оно понятно… Пьют меньше, живут дольше, жрут лучше, сказка! Так я говорю?
— Что ты имеешь в виду?
— Да ты и сам знаешь, — Паша тяжело навалился на стол, задев рукой вилку, которая со звоном отправилась на пол. — Сам знаешь, корешок, — Паша проводил вилку непонимающим взглядом, но с мысли не соскочил. — Сам знаешь… Потому и притащился сегодня ко мне с этой выпивкой и жрачкой. Только я тебе не священник, грехов не отпускаю. Но вот что я тебе скажу, американец, — Паша хотел еще придвинуться, но ближе было некуда. Ник, почувствовав его усилие, сам наклонился к большому, плохо выбритому, пьяному лицу. — Я Серегу на войне не встречал, он меня от пули не спасал… Но если б я только мог… Если б я в сортир на коляске не ездил, то не жил бы, пока те гады, что Серегу убили, по земле ходят… Но не могу я! Ничего не могу, американец! Я даже совесть себе жрачкой такой закормить не могу…
