— Док, а сколько вам лет? — поинтересовался Фрэнсис.
— Неважно. Итак, кто из вас будет изучать медицину, а потом вернется мне помогать?
Ответа не было.
— Ну, ну! — настаивал доктор. — На кого вы собираетесь учиться?
— Не знаю, — сказал Джим. — Я интересуюсь ареографией[1], но и биология мне тоже нравится. Может, стану планетарным экономистом, как мой старик.
— Это обширная область. Долго придется учиться. А ты, Фрэнсис?
Фрэнсис немного смутился.
— Я? Да ну, я все-таки думаю стать космическим пилотом.
— А я думал, ты из этого уже вырос.
— А что тут такого? Мне кажется, я смогу.
— Дело твое. Да, раз уж об этом зашла речь: вы ведь уедете в школу еще до миграции?
Поскольку людям несвойственно впадать в зимнюю спячку, колония дважды в марсианском году переезжала. Южное лето они провели в Хараксе, в тридцати градусах от южного полюса, а теперь собирались перебраться в Утопию, в Копаис, почти на том же расстоянии от северного полюса. Там колония должна была провести половину марсианского года, то есть почти целый земной год.
Возле экватора находились постоянные, немигрирующие поселения — Нью-Шанхай, Марсопорт, Малый Сирт и другие, но они не считались колониями, и населяли их в основном служащие Марсианской Компании. Контракт и закон обязывали Компанию обеспечить колонистам высшее земное образование, а Компании было удобнее сосредоточить обучение в одном месте — в Малом Сирте.
— Мы едем в будущую среду, — сказал Джим, — на почтовом скутере.
— Так скоро?
— Да, потому я и беспокоюсь за Виллиса. Что с ним делать, док?
Виллис, услышав свое имя, вопросительно посмотрел на Джима и повторил, в точности копируя его:
— Что с ним делать, док?
— Заткнись, Виллис.
— Заткнись, Виллис, — Виллис столь же точно скопировал и доктора.
— Наверное, правильнее всего было бы вынести его на воздух, найти норку и сунуть его туда. Вы сможете возобновить знакомство, когда спячка кончится.
— Что вы, док, он же так потеряется! Он выйдет гораздо раньше, чем я приеду на каникулы. Может, он проснется еще до переезда колонии.
— Может быть. — Макрей задумался. — Ему не повредит снова оказаться в своей среде. С тобой он ведет неестественный образ жизни, Джим. Ты же знаешь, он личность, а не собственность.
— Конечно! Он мой друг.
— Не пойму я, — вставил Фрэнсис, — чего это Джим так с ним носится. Конечно, болтает он здорово, но все равно, как попугай. По-моему, он просто болван.
— А тебя никто не спрашивает. Виллис меня любит. Правда, Виллис? Ну, иди к папе. — Джим протянул руки, меховой шарик взобрался по ним и устроился у Джима на коленях — теплый, чуть пульсирующий. Джим погладил его.
