— Прямо не знаю. По мне, у нас и раньше все было нормально.
— Ну и что ты собираешься делать?
— Я-то? — Молодой человек немного подумал. — Мне остался всего один семестр до аттестата, и я отсюда ухожу. Буду сидеть и помалкивать в тряпочку, авось как-нибудь.
— Да, тебе хорошо, а у меня еще целых двенадцать семестров впереди. Что я, преступник, что ли?
— Это твоя проблема, парень. — И старшеклассник отошел.
Одного мальчика объявление, похоже, не волновало, это был Герберт Бичер, сын генерального резидента Компании, новичок и на Марсе, и в школе. Кто-то заметил его ухмылку и спросил:
— А ты, турист, чего нос задираешь? Ты об этом заранее знал?
— Конечно, знал.
— Небось сам и придумал.
— Нет. Но мой старик говорит, что вы, ребята, уж больно распустились. Старик говорит, что Штуби был слишком мягкотелым, чтобы держать в школе хоть какую-то дисциплину. Старик говорит…
— Никому не интересно, что говорит твой старик. Кончай волынку!
— Ты не должен так говорить о моем старике. Я…
— Кончай, я сказал!
Молодой Бичер посмотрел на своего оппонента — рыжего паренька по фамилии Келли, понял, что тот не шутит, и стушевался.
— Хорошо ему ухмыляться, — с горечью сказал Келли, — он живет в резиденции своего старика. Пострадают только те, кому приходится жить при школе. Форменная дискриминация, вот это что!
Около трети учеников были приходящими — в основном сыновья служащих Компании, живущих в Малом Сирте. Еще одну треть составляли дети мигрирующих колонистов, а прослойкой между двумя группами были дети служащих с отдаленных постов, особенно тех, кто работал над атмосферным проектом. Большинство из них были боливийцы и тибетцы, было и немного эскимосов.
Келли обратился к одному из них:
— Ну что, Чен? Неужели мы это проглотим?
Широкое азиатское лицо Чена ничего не выражало.
— Не стоит из-за этого волноваться. — Он повернулся и хотел уйти.
— Ты, значит, не будешь бороться за свои права?
— Это все преходяще.
Джим и Фрэнк вернулись к себе, не прекращая обсуждать новости.
— Фрэнк, — спросил Джим, — что за этим кроется? Как ты думаешь, у девочек в школе то же самое творится?
— Могу позвонить Долорес Монтес и узнать.
— Мм… ладно, не беспокойся. Это в конце концов не важно. Вопрос в том, что нам делать?
— А что мы можем сделать?
— Не знаю. Жаль, что нельзя спросить у отца. Он мне всегда говорил, что надо бороться за свои права, — но в этом случае он бы, возможно, посчитал, что ничего особенного тут нет. Не знаю.
— Слушай, — предложил Фрэнк, — а почему бы в самом деле не посоветоваться с отцами?
