-- Х-м...Так... Ничего,-- невнятно ответил Антон Петрович. "А потом он, конечно, все узнает. Господи, какая ерунда".-- Мне направо,-- сказал он вслух и резко повернул.
Леонтьев, грустно улыбаясь своим мыслям, длинными ногами въехал в него и легко откачнулся. -- Направо, так направо, мне все равно. "Что делать?-- подумал Антон Петрович.-- Не могу же я с ним просто так гулять. Нужно так много обдумать, решить... И я страшно устал, мозоли болят".
А Леонтьев уже рассказывал. Он рассказывал пространно. Он рассказывал о том, сколько он платит за комнату, как трудно платить, как трудно вообще жить, как редко бывает, что попадается хорошая квартирная хозяйка, что у них хозяйка так себе.
-- Моя жена, Анна Никаноровна, с ней не ладит,-рассказывал Леонтьев и вкрадчиво усмехался.
Они шли по совершенно незнакомой улице, где двое потных рабочих, один с татуированной грудью, чинили мостовую. Антон Петрович вытер платком лоб и сказал:
-- У меня тут поблизости есть дело. Меня ждут. Деловое свидание.
-- Да я вас провожу,-- грустно улыбнулся Леонтьев. Антон Петрович окинул улицу отчаянным взглядом. Вывеска: отель. Убогий отель. Дом черноватый, плоский.
-- Мне сюда,-- сказал Антон Петрович.-- Да, в эту гостиницу. Деловое свидание.
Леонтьев снял рваную перчатку, мягко пожал ему руку.
-- А знаете что,-- я вас, пожалуй, немного подожду. Вы ведь будете недолго?
-- Нет, долго,-- сказал Антон Петрович.
-- Жаль. А то мне хотелось кое о чем с вами потолковать, совета у вас попросить. Ну, всего хорошего. Я на всякий случай еще послоняюсь тут. Может быть, вы освободитесь раньше.
Антон Петрович вошел в отель. Ничего не поделаешь. Было пусто и темновато. Из-за какого-то прилавка выросла взъерошенная личность и спросила, что ему нужно. "Комнату",-тихо сказал Антон Петрович. Личность задумалась, почесала себя за ухом и потребовала задаток. Антон Петрович дал десять марок. Рыжая горничная, быстро виляя задом, провела его по длинному коридору, отперла дверь. Он вошел, глубоко вздохнул и сел в низкое плюшевое кресло. Он был один. Мебель, постель, умывальник проснулись, посмотрели на него исподлобья и задремали опять. В этом сонном, ничем не приметном номере Антон Петрович был, наконец, один.
И, сгорбившись, прикрыв ладонью глаза, он задумался, и перед ним поскакало что-то зеленое, желтое, мальчишка на полене, рыболов, Леонтьев, Берг, Таня. И подумав о Тане, он застонал и сгорбился еще напряженнее. Ее голос, ее милый голос. Быстроглазая, легкая, прыгала на диван и сразу поджимала ноги, и юбка кругом вздымалась шелковым куполом и спадала опять. А не то сидела у стола, так неподвижно, только изредка мигала, и, подняв лицо, выпускала папиросный дым. Бессмысленно... Зачем ты врала? Ведь ты врала. Что я буду без тебя делать? Танька!.. Понимаешь,-- ты врала. Моя радость,-- ну почему? Почему? Танька!
