– Никакого давления?
– Никакого давления.
Он повернул ее в руках. Пристально посмотрел ей в глаза:
– Давай проясним одну вещь, Мэдисон. Я никогда не говорил другому человеку, что люблю его. Ни одному. Я не похож на тех мужчин, которые крутятся около твоей матери. Я не бросаю слов на ветер, и не использую тебя. Я не буду успешным, либо стану скучным. Я здесь для тебя, настолько долго, насколько ты мне позволишь, и я не давлю на тебя. – Он заправил прядь волос Медисон за ухо. – До тех пор, пока ты хочешь меня, Мэдисон, я твой мужчина.
– Но что, если ты…
– Нет.
– Ты не дал мне закончить.
– Это не имеет значения. Я не сделаю того, что причинит тебе боль.
Он коснулся губами ее губ. И практически почувствовал ее страх.
– А что, если тебе станет скучно со мной? Я не далеко не красавица и…
Он отстранился, чтобы взглянуть ей в глаза. Она выглядела серьезной. Неужели она действительно не понимает?
– Мэдисон, позволь мне прояснить следующее. Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
Она усмехнулась.
– Медисон, я никогда не скажу иначе, но что делает тебя еще более прекрасной и особенной, так это твое доброе сердце. Ты слишком добра и милосердна, зачастую в ущерб себе.
– Нет, Ефраим, понимаешь, у тебя страстное увлечение. Ты считаешь меня идеальной, но это не так. Я – женщина с большим количеством недостатков, но кажется, ты их не замечаешь.
– Правда? Ты так считаешь? – поинтересовался он задумчиво.
– Да! Понимаешь, именно так моя мать ведет себя с каждым встречным. Ты не видишь меня настоящую.
– Хмм.
– Я не идеальна, Ефраим, и рано или поздно ты поймешь это и уйдешь. – Слова причиняли ей боль, но они должны быть высказаны. Он не понимал. Не мог понять.
Любви не существовало. Привязанность? Да, она за него сильно волновалась даже больше чем кто-либо другой, но любовь? Нет. Такого как романтическая любовь не было. Это было страстное увлечение, подкрепленное гормонами.
– Возможно, ты права. – Ефраим отодвинулся и сел на край кровати, чтобы надеть носки и обувь. – Детка, не могла бы ты передать мне рубашку?
Он указал на темно-серую рубашку, которая висела на двери ванной комнаты. Галстук был повязан на воротнике рубашки.
Слегка сбитая с толку тем, как легко он поменял тему, она передала ему рубашку.
– Держи?
– Что?
Он встал, застегивая рубашку и, открыв молнию на брюках, заправил ее вовнутрь.
Медисон слегка подняла руки, но затем снова опустила.
– Ничего, – струсила она.
Ефраим быстро завязал галстук.
