Но мы не соперничали друг с другом. Звучит печально, однако нас именно то и спасло, что мы не были женаты с тобой, даже не показывались вдвоем на людях, за исключением тех дней в Париже, и ни одна собака не сравнивала нас, что так убийственно для любви, когда оба занимаются творчеством.
Кто сидит за рулем «мерседеса», не разглядеть из-за тонированных стекол, но невидимка принимает мой вызов. И мы мчимся ноздря в ноздрю, едва не раня друг друга крыльями. От воплей и проклятий, которые исторгает Влас, уже звенит в голове, и это окончательно заглушает голос разума, хотя мой артист, конечно, добивался обратного. Я выжимаю из своей машины все возможное, и мы уходим от соперника, растворяемся в ночи.
— Тебе лечиться надо! У тебя суицидная мания!
— Успокойся, — я сбрасываю скорость. — Какой ты трус, Малыгин, аж тошнит от тебя!
У него так раздуваются ноздри, будто он сам только что мчался по трассе:
— При чем здесь трусость? Ради чего башкой рисковать-то? Чтобы в Стокгольм не поехать? Профессии лишиться? Тебе, может, новые ощущения нужно испытать для работы, а я при чем?
— Новые ощущения нужны и для жизни.
Я спускаюсь на Ярославку, нацеливаюсь на свой проспект Мира, подумывая о том, что, может, стоило отвезти Власа в его Бибирево…
— Да ладно! Ты же всегда хвалилась своим воображением, — поддевает он. — Вроде тебе и не требуется узнавать то, что тебе хочется испытать.
— Мимо, — отзываюсь равнодушно. — Я же только что сказала, что это не для работы. Я ведь живу не только за письменным столом.
— А иногда кажется — только.
— Тогда мне и ты был бы не нужен.
— А я тебе и так не нужен, — вдруг говорит Влас с такой горечью, что я невольно отрываю взгляд от дороги.
Мне внове видеть его несчастным, тем более какие-то штрихи, незнакомый прищур глаз, подсказывают, что он даже не играет сейчас, хотя до этого момента мне казалось, что Влас и не выходит из придуманного им самим образа.
— Если б я был тебе нужен, ты не рисковала бы сейчас моей жизнью, только чтобы кайф испытать. А тебе плевать на меня! Я не гнал бы так, если б сидел за рулем, а ты рядом.
Я делаю попытку повернуть разговор в русло иронии, где нам было так уютно:
— Из этого следует, что ты нуждаешься во мне просто безумно?
Но его серьез в этот вечер просто не пробиваем:
— Выходит так. Я сам этого не ожидал.
— Тогда ты, наверное, поможешь в одном деле, — решаюсь я, несколько неожиданно даже для себя самой.
— Что за дело? — настораживается Влас.
