- Ты Эдмон Дантес, молодой капитан и будущий граф Монте-Кристо, - с очаровательным смехом заявила она и словно напророчила...
Моя Вера была большой умницей, и она всегда обо всём догадывалась сама. Таиться перед ней, в чём либо, попросту не имело смысла. В следующее воскресенье я опять появился на книжном развале и Вера, конечно, тоже была там. Она о чём-то увлечённо беседовала со старым бретонцем. У книготорговца - хозяина этого книжного царства, было колоритное, длинное морщинистое лицо и большой синий берет набекрень. Неделю назад, когда я распрощался с Верой у дверей многоквартирного старого дома с облупившимися стенами, я немедленно отправился на ярмарку в надежде застать книжную лавку открытой. Мне повезло. Торговец уже нагрузил большую деревянную повозку с высокими бортами своим богатством. В повозку был запряжён пожилой, не моложе хозяина, ослик с седой чёлкой, почему-то расчёсанной на две стороны. Увидев меня, животное тяжело вздохнуло, словно намереваясь по-стариковски поворчать:
- "Вечер уже, домой пора, а они всё ходят и ходят..."
Я извинился перед обоими стариками и объяснил, что желаю сделать дорогую покупку, приобрести тот самый роскошный старинный фолиант, который в момент нашей встречи так любовно перелистывала Вера. Бретонец пристально посмотрел на меня и без особого радушия пробурчал:
- Господин думает, что он самый богатый? Этот экземпляр Дон Кихота, с гравюрами бесподобного Доре, уникальная антикварная вещь. Её место в музее. Я держу это книгу много лет, как лицо своего магазина и она постоянно при мне, как старинный талисман. Впрочем, в этом мире всё продаётся и если вам так уж неймётся, то вот вам моя цена... - и старик назвал какую-то безумную сумму в оккупационных рейхсмарках>18. На эти деньги можно было купить маленький уютный домик в этих местах и даже с садиком.
Я, словно фокусник, достал из внутреннего кармана пиджака свой пухлый бумажник, набитый крупными купюрами. Это было моё офицерское жалование со всеми надбавками за последние семь месяцев, которые я провёл в боевых походах в Северной Атлантике. Старик, увидев деньги, стянул с головы, свой линялый берет, и вытер им, несмотря на прохладный вечер, своё внезапно вспотевшее лицо.
- Господин изволит шутить? - спросил он севшим от волнения голосом, - кому в наше время нужны книги, да ещё за такие безумные деньги?
Я отсчитал и передал в дрожащие, морщинистые руки добрую часть имевшейся у меня наличности. Букинист, покраснев от возбуждения, принялся лихорадочно разгружать повозку и, наконец, извлёк тяжёлый фолиант. Глаза его увлажнились, и он нежно погладил тиснёную обложку телячьей кожи и даже поцеловал, словно прощаясь с дорогим другом, изображённый на ней профиль Сервантеса.
