Наконец, Рамис поставила роженицу на ноги, осторожно поддерживая ее и одновременно подталкивая, чтобы та сделала несколько шагов. Ателинда, еле держась на ногах, прошлась по земляному полу с помощью ведуньи. Прекрасные волосы Ателинды цвета меди висели сейчас сосульками, потому что намокли от пота и слежались. Херта поняла, что жрица таким способом старается изменить положение плода. Наконец, Рамис была удовлетворена результатом своих усилий и, подведя Ателинду к подстилке из свежей соломы, поставила ее на четвереньки. После долгих настойчивых манипуляций ребенок вышел из чрева матери, и Рамис подхватила маленькое багровое мокрое тельце на руки. На глазах Мудрин выступили слезы. Те же самые руки, которые у кромки болотной топи с такой ловкостью и искусством лишали жизни человеческие существа, сейчас с тем же самым искусством и ловкостью спасли жизнь новорожденному и его матери.
Когда Рамис подняла младенца над головой, Херта с удивлением увидела в глазах жрицы отблеск чувства, которое старая мать вождя не ожидала обнаружить в душе этой суровой женщины. Рамис была растрогана, ее взгляд излучал материнскую любовь к крошечному созданию!
— В роду появилась еще одна девочка! — торжественно и в то же время мягко произнесла жрица.
Убрав в сторону обрезанную пуповину, чтобы сохранить ее до обряда погребения, который вскоре должен был состояться, Рамис положила младенца на грудь матери.
— Ты облагодетельствовала нас, — произнесла Херта с выражением горячей признательности. Старая женщина не хотела выдавать свое крайнее беспокойство и казаться гостье неблагодарной хотя бы за то, что она спасла и Ателинду, и ребенка. Однако Херта была уверена, что Рамис украдет девочку для того, чтобы воспитать ее и сделать жрицей.
— Мудрин! Фредемунд! — хлопнула в ладоши мать вождя. — Приготовьте все необходимое для ритуала прорицания.
При рождении каждого ребенка в племени хаттов присутствовала жрица, которая предсказывала будущее новорожденному. Это был самый обычный ритуал, и любой род чувствовал бы себя польщенным, если бы удостоился чести совершения этого ритуала не простой жрицей, а великой Рамис. Фредемунд, еле двигавшаяся на почти негнущихся ногах, как старая лошадь, неловко расстелила у очага кусок белой льняной ткани. Мудрин взяла свою свистульку, сделанную из птичьей трубчатой косточки, и начала наигрывать на ней, обходя вокруг очага, как бы плетя своими замкнутыми движениями и резкими звуками сеть, через которую злые вредоносные силы и духи не смогут проникнуть сюда.
