С одной стороны, заказчики могли совершенно не догадываться о предыдущей судьбе приобретенных предметов. С другой, гарантировалась полная конфиденциальность.
И поняв суть всей затеи, Октябрь не могла не поразиться изяществу задумки, даже несмотря на то, что та находилась на опасной границе законного. Впрочем, Бэзила тоже не должно было особо касаться, кто, что и для кого оставляет ему на хранение. Все это оставалось на совести клиентов. Он же просто выполнял свою работу.
Собственно, как и сама девушка.
Большую часть третьего дня Октябрь провела на складе. Посетителей было много, они приходили с промежутком где-то примерно в четверть часа, однако работать под крышей было в любом случае лучше, чем мокнуть снаружи под непрекращающимся дождем. Лишь вечером, после ужина, Бэзил вновь отправил ее с поручением по адресу. Однако в этот раз отнести требовалось не жетон, а собственно саму посылку.
Место показалось девушке знакомым. Это была очередная сумрачная берлога, потонувшая в табачном дыму и пьяном шуме. Октябрь не исключала возможности, что действительно уже бывала здесь когда-то, например, во время своего недавнего загула, так как ее память все еще хранила достаточно темных пятен о той ночи. Впрочем, она могла и ошибаться; заведение было настолько типичным для Черного Двора, что подобных ему можно было без труда отыскать десяток в дюжине.
Согласно наставлениям, полученным от Бэзила, Октябрь передала посылку бармену, который тут же торопливо спрятал ее под прилавок. Но не поспешила сразу же уйти, а, заказав пива, устроилась у стойки, чтобы хоть ненадолго оттянуть момент, когда придется вновь возвращаться к уличному ненастью.
Цедя горьковатый напиток, Октябрь впервые за последние дни подумала о Меррике. И тут же поймала себя на мысли, что испытывает по нему что-то вроде тоски. Интересно, увидятся ли они еще когда-нибудь? Не то, чтобы он ей уж очень понравился — рыжий, длинный, нескладный, — однако однорукий вор относился к ней так, как никто другой за последние десять лет. Она действительно для него что-то значила, и не только из-за денег.
Впрочем, было тут еще и кое-что другое. И хоть Октябрь стоило определенного усилия себе в этом признаться, однако правда заключалась в том, что, когда Меррик был рядом, она не чувствовала себя такой одинокой. Годы, проведенные в рабстве, приучили девушку быть сильной, бороться и твердо преодолевать трудности. Но как же она порой хотела, чтобы нашелся кто-то, кто взял бы все это на себя. Иногда Октябрь казалось, что где-то внутри нее, глубоко под всеми шрамами и старыми ранами, подаренными прошедшими годами, под непробиваемым панцирем ее самостоятельности, все еще живет та маленькая девятилетняя девочка, которой она была когда-то.
