За столом все были заняты собой. Даниил Андреевич прийти не мог — заболел. Вот если бы приехал из Ярославля Илья, сидел бы рядом, сдержанный, все понимающий и доброжелательный, покатывал бы он, как обычно, в пальцах шарик из хлебного мякиша и время от времени вставлял бы в разговор фразу или полфразы, скрепляя, направляя беседу, — все было бы мягко, задушевно.
Но самых близких друзей рядом не оказалось. И Петр сидел за праздничным столом с ощущением, что его забыли, покинули, предали. Бутылки быстро опустели, а на новые ни у кого уже не было денег, — гости сникли. Как назло, даже магнитофон перестал работать, и, сколько его ни чинили умельцы, он молчал и своим Упрямством все больше навевал тоску, все понимали бессмысленность этой встречи.
Петр чувствовал себя виноватым за все это, ему было больно за каждого гостя, он подходил то к одному, то к другому своему товарищу, — у одного просил прощения, других утешал, третьих старался подбодрить шуткой, но все острее он ощущал холодок и разобщенность всех, кто к нему пришел. Только он один их объединял еще как-то в те времена, когда был свободен, весел, всегда готов поддержать компанию, а теперь вместе незачем было собираться его товарищам.
Магнитофон не заводился. Петр взял в руки гитару, но даже песня, которую запели девушки, оказалась пророчески прощальной:
Подари на прощанье мне билет
на поезд куда-нибудь…
А куда и зачем — мне все равно,
лишь бы отправиться в путь…
Когда о любви и дорогах допели до конца, всем захотелось спеть еще что-нибудь, но расплакался сын. Гости смолкли, пережидая, а Данилка все громче и громче заходился в плаче. Анюта взяла его на руки и так потребовала тишины, что все стали расходиться, а сама она пошла по знакомому кругу, укачивая младенца, — маленькая, серьезная, сердитая.
— Не хочу больше никого видеть! Уж лучше мы сами как-нибудь, чем такие встречи, — сказала Анюта, когда все ушли.
А Петр подумал, что скоро никого не останется из друзей. Тоска, горечь, муть были в душе. Что-то не то, не получается…
— Ты подумай, пойми, Петя, я рассердилась не попусту. Обидно стало за всех нас троих. Ну что они в день рождения такую кислятину устроили? Ты их развлекал, кидался к каждому, а что получилось? Вот почему они сидели такие важные, надутые, мореные, выясняли какие-то свои отношения и пили, пили, надымили тут, в тарелках окурки… Ни с чем не считались. И почему им было так не по себе в твоем доме? Я и сын виноваты? Но ведь это твоя семья, пусть я им не понравилась, но сын-то при чем? Они же видят, как у нас все трудно, сложно, тесно. Друзья должны все понимать, прощать, приносить праздник, а что вышло? Они эгоисты — вот кто они.
