— Что ж они, не увидят, что ли, какой ты черномазый? — пренебрежительно заметил Карьо.
— Да американки без ума от филиппинцев. Спроси-ка у тех, кто жил в Калифорнии. Там сплошь и рядом из-за этого происходят драки между американцами и филиппинцами. Как только белые бабы увидят филиппинца, так сразу белых женишков побоку.
— Да вранье все это, выдумки, — отмахнулся Карьо.
— Не веришь? Дело твое.
Неожиданно они остановились и умолкли, так как заметили струйку воды, стекавшую вниз по отвесной скале. Не сговариваясь, они разом кинулись туда, позабыв обо всем, и жадно прильнули к живительной влаге.
Река, к которой вчера еще нельзя было и подступиться, словно к разъяренному чудовищу, сегодня — утром стала подобна прирученному водяному буйволу— карабао, спокойно стоящему в ожидании своего хозяина.
Позавтракав кокосами и прихватив остатки в дорогу, Мандо и его спутники переправились на другой берег. Впереди был долгий день пути.
Они шли по холмам, густо поросшим лесом, раздвигая лохматые ветви деревьев, которые снова смыкались у них за спиной, словно без конца открывали тяжелые двери, тотчас же захлопывавшиеся за ними. Переплетаясь с ветвями деревьев, лианы напоминали тюремные решетки. Иногда в просветах этих мнимых решеток виднелось голубое небо, которое прошлой ночью низвергало огненные стрелы молний.
Энергично работая руками, Мандо размышлял о том, насколько легче живется филиппинцам, приспособившимся к врагам, по сравнению с теми, кто не приемлет их господства. Он видел, как живут, не заботясь о собственном благе, партизаны, которых он почему-то запомнил плавающими под градом японских пуль среди множества трупов. Мандо опять вспомнил своего бывшего хозяина — дона Сегундо Монтеро или, как он его называл, подлеца. Монте, торговца и промышленника, владельца огромных поместий в провинции Нуэва Эсиха.
Едва в пригороды Манилы вступили войска японской императорской армии, Монтеро одним из первых поспешил к ним с приветствиями. На радиаторе его автомобиля развевался флаг Страны восходящего солнца. Он засвидетельствовал почтение офицерам оккупационной армии и заявил, что готов им служить и выполнять любое их распоряжение. Супруга Монтеро донья Хулия и дочь Долли были солидарны с ним. В памяти Мандо одно за другим всплывали события той поры…
Молодой человек, которому едва исполнилось двадцать один год, поступил в услужение к семье Монтеро. Там звали его Андоем. Жалованья он не получал, хозяева кормили его и платили за учебу в колледже. Выкраивать время для занятий было трудно, так как приходилось выполнять множество разнообразных поручений. То он прислуживал дону Сегундо и другим членам семьи, то отправлялся за покупками, то разбивал клумбы в саду. Он служил шофером доньи Хулии и даже убирал комнату Долли. Долли была вполне взрослой девушкой, перед самой войной она окончила аристократический женский колледж, но родители по-прежнему считали ее ребенком и не чаяли в ней души. Андоя всячески третировали в доме Монтеро, он без конца выслушивал брань из уст хозяина либо хозяйки, а то и получал затрещины.
