— Да, Мандо, если б мне было столько, сколько тебе, то я бы не колебался…
— В чем, отец?
— Я бы попытался отыскать богатства Симоуна.
Юноша удивленно взглянул на него.
— Да-да, попытался бы отыскать, — повторил Тата Матьяс.
— Но, отец… — прервал его Мандо, — ведь вы…
— Что я?
— Вы верите, что драгоценности Симоуна тот священник действительно бросил на дно моря?
Тата Матьяс понял, что хотел сказать Мандо.
— Отец Флорентино — это ведь не какой-нибудь вымышленный персонаж, — терпеливо пояснил он. — Это реально существовавшее лицо, филиппинский священник. Мой дед знавал отца Флорентино. А отец много рассказывал со слов деда о событиях, предшествовавших восстанию в Кавите…
Тата Матьяс напомнил Мандо историю праведного манильского священника, сына богатых и знатных родителей-филиппинцев, который поначалу и не думал быть священнослужителем, а намеревался жениться на своей прекрасной возлюбленной, но вынужден был подчиниться воле матушки, находившейся под влиянием архиепископа. Отец Флорентино пользовался всеобщей любовью и уважением. Однако очень скоро он ушел на покой и зажил в уединении, всячески стараясь избегать связи с филиппинскими священниками, которые, как выяснилось позднее, оказались причастными к восстанию в Кавите и были за это наказаны властями.
— Здесь где-то был его дом, где он прятал Симоуна. Отец Флорентино не был жаден до денег, не гнался подобно испанским монахам за мирской славой, — закончил Тата Матьяс.
Мандо признался старику, что Элиас и Симоун стали его кумирами, и пожалел о том, что о них так же мало известно, как о Радже Солимане и других народных героях.
— В этом и состояла цель иноземных захватчиков, — объяснил Тата Матьяс. — Они старались уничтожить все свидетельства героизма и саму память о героях нашего народа. Они хотели воспитать поколение рабов…
Мандо обещал Тата Матьясу обдумать и досконально выяснить, стоит ли пытаться разыскать сокровища Симоуна, чтобы потом извлечь их из воды.
— Из книги много об этом не узнаешь. Надо доискиваться до истины иным путем, — сказал он.
Нынешним вечером старый революционер и молодой партизан продолжили разговор о погребенных под водой сокровищах, как будто начали его только вчера, хотя с тех пор прошло уже четыре месяца.
