Такому городу, несмотря на его двухсоттысячное население, потребно было не более часа, дабы вскинуться на коней, на колеса и ринуться, куда повелит владыка, увлекая вслед за собою подвластных и покоренных, топча, сметая, опустошая все, посмевшее воспротивиться.
В спешном строительстве города дикий камень Волги и рыхлый песчаник ее берегов приводил в бешенство наемных архитекторов из Египта и Византии, в отчаяние, в трепет за свою жизнь архитекторов пленных – из Хорезма и русских.
И кто-то из них подсказал Батыю чудовищную мысль – разобрать мечети и дворцы Хорезма и Самарканда и весь тесаный камень, плиты, изразцы, даже целые куски стен переправить на Волгу, для строительства и украшения Сарая.
Батый повелел…
А из Югры, из Страны Мрака, вниз по Каме, на огромных ладьях – насадах – шли к Батыю, а после к Берке, граниты Северного Урала и многоличный дорогой камень.
Мраморы же волокли из Крыма – морем Сурожским, и далее – вверх по Дону, а там уже – на волах.
Десятое от всего – десятый воин, десятая девушка, десятое от стад и десятый конь каждой масти, десятину от жатвы и от прочего достояния покоренных и повоеванных – отымала Орда.
И скакали баскаки и численники татарские, исчисляя и взимая дань-выход и с плуга, и с дыма, и тамгу со всего продаваемого и устанавливая ямские станы от Днепра до Китайского моря и Каракорума.
Только чернцов, попов да игумнов не исчисляли. «С них, – так гласили ханские грамоты, – не надобе нам ни дань, ни тамга, ни поплужное, ни ям, ни подводы, ни воин, ни корм. Но пусть молятся за нас богу своему без вражды, с правым сердцем».
Не страшившиеся никого на земле – от океана до океана, – татарские ханы и сам великий хан татарский боялись затронуть богов даже и побежденного племени и народа.
И едва ли не всех богов забирали в свою божницу.
Итак, для монголов произрастали посеянные на Волыни и на Киевщине хлеба. Для Орды в лесах Севера гнездился соболь и горностай. Для нее гремели, со всею мощностью, шерстобитни и сукновальни Фландрии, превращая в драгоценное сукно корнваллийскую шерсть – наитончайшее руно с пастбищ Йоркшира и Бостона.
Для Орды трудился и червь шелковичный в Китае и шумели ткацкие станы дамасских и византийских шелкопрядилен, изготовлявших пурпуры и виссоны царских багряниц. Для нее, долгорукой и ненасытной, отягощались плодами своими в оазисах Африки и Аравии и финикийская пальма, и древо банана.
Для стола хозяев Поволжского улуса, из Индийского царства, откуп – дань – доставлялся бережно, с неслыханным тщанием: за сохранность сладчайшего груза головою отвечал караван-баши! – амврозии равный плод, услада языка, рай гортани, – плод, именуемый «манго».
