В Дороговске, на отлогой и обширной поляне за дубовым теремом князя, пировала дружина и наихрабрейшие ополченцы.
Торжествовали победу. Здравили князя.
Лучшие вина в замшелых бочках, и мед, и узвар из всевозможных плодов, и янтарное сусло в корчагах видны были там и сям под деревьями.
Упившихся относили бережно – на попонах – в прохладу, где булькал студеный гремучий ручей. Но и эти еще усиливались подняться и кликнуть, как только достигало их слуха, что князь опять сошел в сад с балкона и проходит между столами, а вслед ему гремит и несется:
– Здрав, здрав буди, княже, во веки веков!..
– Куме, а и любит нас Данило Романович! – говорил один седоусый волынский ополченец другому, столь же изнемогшему над грудой вареников с вишнею, залитых сметаною, и комдумцов с мясом. – Ты погляди: на столе-то – на сто лет!
– А и мы князя любим! – отвечал другой. – И ведь что он есть за человек! И рука-то у него смеется, и нога смеется! И всему народу радостен!.. Куме, напьемся! – растроганно и умиленно заключил он, стряхивая слезу, и поднялся на нетвердых ногах с чарой в руке, обнимая и обливая кума.
Никто уже и смотреть не хотел на яства; только пили вино да еще вкушали – медлительно и лениво – от груды плодов, до которой дотягивалась рука.
Большие кисти крупного, пропускающего сквозь себя свет винограда; сизым туском тронутые сочные сливы; бокастые, оплывающие на пальцах груши в переизбытке отягощали столы.
– А что, Андреюшко Иваныч, – обратился к дворскому князь, и доволен и светел хозяйской, господарской радостью, – думаю, тебе полегче было с мадьярами управиться! А?
– И не говори, князь! – шуткой на шутку ответствовал дворский, отирая большим красным платком струившийся с лица пот.
– И как ты успеть мог – дивлюсь!
– А на то я у тебя, княже, и швец, и жнец, и в дуду игрец! – отвечал Андрей-дворский. И затем – на ухо князю: – С трех сел женщин просить пришлося стряпати и пешти!
Всякий раз, окружая, воины и самого князя неволили пить с ними. Даниил смеялся.
– Что вы, братья! – увещевал он обступавшую его ватагу. – Вы пируйте себе во здравие. А с меня уже довольно. Да мне уже и не велено более.
Воины вскипали.
– Как так? – кричали они. – Кто смеет тебе, князю пресветлу, не велеть?
Даниил же, затаивая улыбку, отвечал:
– Князю, други мои, подобает по заповеди святых отец пити. А отцы святые узаконили православным по три чаши токмо и не боле того!
И, не зная, что отмолвить на это, воины отпускали его и долго стояли молча, смотря ему вслед, любуясь им и многодумно помавая головами друг другу.
