Машина тоже оформлена на Боба. Квартира, машина, деньги… Да, у нее нет ни гроша, хотя через ее руки прошли огромные суммы. Регулярно, в конце каждого месяца, она отдавала весь свой постыдный заработок тому, кого считала супругом! Она оставляла себе только на новые туалеты: как-никак профессия обязывает.
Забирая себе все деньги, сутенер ни разу не удосужился хоть что-нибудь ей подарить: вот и остается довольствоваться лишь дешевыми побрякушками.
Еще не вполне осознавая, в какой глубокой пропасти очутилась, подавленная, она без сил упала в кресло, стоявшее в гостиной. Комната стала ей отвратительна, как, впрочем, и вся квартира. Недоставало сил даже закурить сигарету. Сколько времени пробыла она в прострации? Только тихий скрежет ключа, поворачивающегося в замочной скважине, вывел ее из оцепенения. Это Жорж. Хотелось тут же выбежать к нему навстречу — пусть посмотрит, как она его презирает и ненавидит. Но она чувствовала, что не устоит и рухнет к ногам хозяина.
— Чем занимаешься? — спросил он, входя в гостиную.
Она не нашла в себе сил ответить и смотрела на него, как одурманенная.
— Милая, — продолжал он спокойно, — ты плохо себя чувствуешь?
Впервые его нежность показалась ей омерзительной.
— Не очень хорошо, месье Боб!
Он слегка вздрогнул, но сразу взял себя в руки. Его лицо помрачнело. Он подошел к ней, пристально глядя ей в глаза.
— Ну и что дальше?
Впервые Агнессе открылось его подлинное лицо, и ей стало страшно. Помолчав, он добавил:
— Это все, что ты хочешь мне сказать?
— Уходи!
— Это мне-то уходить? С какой стати?
Агнесса сверлила его почти безумным взглядом. Такой взбудораженной он никогда прежде ее не видел.
— И ты еще смеешь спрашивать?
— А ты смеешь предлагать мне уйти? Сама ведь прекрасно знаешь, что я здесь у себя дома.
Подавленная, она не нашлась, что ответить.
— Схожу пройдусь. У тебя будет время подумать. И учти: терпеть не могу семейных сцен… Мы ссоримся в первый и, надеюсь, в последний раз.
Она услышала, как хлопнула дверь в прихожей…
Только сейчас оцепенение сменилось бурной реакцией. Она долго рыдала. Агнесса оплакивала свою горькую участь и жестокое крушение счастья, которым жила вот уже три года. Она взглянула на своего сожителя другими глазами и, обменявшись с ним несколькими фразами, поняла, что не любит и никогда не любила его по-настоящему, даже когда считала его Жоржем Вернье.
Теперь, узнав правду, она презирала его всеми фибрами души. Как хотелось немедленно оставить этого подлеца и вновь обрести человеческое достоинство, замечательный пример которого всегда подавала сестра Элизабет.
