Чистая совесть/Доля | страница 29




Лед в груди, высвобождая сентиментальность, начал таять.

Смерть не печальна. Мучительно, когда тебя охватывает чувствительность и становится невозможно дышать.

— Сакаи, что ты со мной сделал? Я не могу унять слез.

— Это несправедливое обвинение, — сказал он и взял меня за руку.

Его тепло помогало таянию льда.

— Сегодня плакательный день, можешь поплакать.

— Сакаи, ты любил сестренку? — спросила я.

— Нет, я приходил в больницу, чтобы сблизиться с тобой.

Я улыбнулась.

— К сожалению, я уезжаю в Италию.

— Очень жаль.

Выражение его лица не выдавало истинных чувств.

— А сестричка об этом знала? — задала вопрос я.

— Знала.

— Расскажи что-нибудь о ней.

— Хорошо, — сразу кивнул он. — Младший брат на вечеринке взял номер телефона другой девушки и засунул бумажку с номером в записную книжку. Когда он вернулся домой, бумажка вылетела, Куни сразу все поняла и на наших глазах разорвала ее вместе с книжкой.

— И что?

— Вышло так, что меня оставили ночевать. Чувствуя кожей накаленную атмосферу и полагая, что они наверняка поссорятся ночью, я заткнул уши и пораньше отправился спать. И тут я узнал, что на самом деле у Куни легкий нрав. Все было как всегда. Не то чтобы она пересиливала себя, просто как обычно. Я впервые подумал, что она — прекрасный человек. До этого я считал ее заурядной женщиной, страшной в гневе. А тут вижу: они вдвоем мило разговаривают. Что завтра будем есть? Давай угостим брата чем-нибудь вкусным.

Или купим хлеб в новой булочной у парка, или нет, давайте все пойдем куда-нибудь поесть и хорошо отдохнем. Да. Так они перешептывались, стараясь меня не разбудить.

— Представляю. В этом — вся моя сестра. — Я снова разревелась. — Почему же сегодня я все время плачу.

— Потрясение от произошедшего сейчас отступает. Время лечит все, хотя в это невозможно поверить.

— Почему ты все понимаешь?

— Если только дело касается тебя.

— Хоть ты и врешь, все равно спасибо.

Я подумала, эх, хорошо бы такой разговор состоялся при других обстоятельствах. Однако в его словах сквозила такая непринужденность, которая заставляла меня забыть обо всем.

В кафе никого не было.

Мы сели у окна и выпили по чашке кофе. Все, кроме существования сестры, было естественным. Сестра покинула мой мир, будто промелькнувший сон. Обидно, но не стыдно. Было бы справедливо желать, чтобы в нынешнем состоянии сестра побыстрее исчезла из этого мира.

— Горевать о положении Куни может каждый, — сказал Сакаи. — Но не нужно ее жалеть. Кажется, что она от этого становится еще беспомощней.