К моменту нашего знакомства он уже в совершенстве владел тактикой и стратегией общественной работы и даже знал, когда, с кем и в чьем присутствии можно быть на «ты» или на «вы». Он помнил всех без исключения студентов курса. По фамилиям. Назовешь фамилию, и у него мгновенно срабатывает ассоциация: вызывали — не вызывали, поехал — не поехал, уплатил — не уплатил. «Иванов Д. или Иванов М.?» — спрашивал он «для уточнения».
На занятия у него совсем не хватало ни времени, ни сил. Он тосковал по науке, но понимал, что ему уготована иная судьба, а потому стоически мирился с фактом. Если бы когда-нибудь его забыли переизбрать, он оказался бы в сложнейшем положении, как тот пехотный офицер, который, не дослужив до пенсии, вынужден демобилизоваться.
Таково ближайшее лебедевское окружение, но сказать, что все они были между собой дружны, я не могу. «Мы только знакомы, — как поется в известном романсе, — как странно!» Четыре года проучившись на одном курсе с Зубцом, Школяр мог сказать о нем лишь то, что «у Зубца розовые щеки», хотя это тоже было его «субъяктивным мнением».
До третьего курса им вообще не читали общих лекций. Они сидели в пронумерованных группах, как в кельях, изредка встречаясь на комсомольских собраниях, воскресниках или вечерах. Когда ликвидировали номерные группы и взамен их создали кафедральные, вновь получилась перетасовка и вновь образовались нити, которые сплетали какой-никакой, а коллектив. Но даже в тех случаях, когда в их среде возникала настоящая дружба, говоря о ней, мы вынуждены добавлять: «вроде бы настоящая», — потому что достойной проверки на прочность она, как правило, не имела. Для своего друга Лебедев, увидев однажды книгу «Электромеханика» Джексона, купил второй экземпляр, а друг, который имел доступ к токарному станку, выточил для него некоторые детали магнитофона, — собственно, вот и все «вещественные» признаки дружбы, которые, конечно, ее не опровергают, но, к сожалению, ничего и не доказывают.
Духовная среда маловато способствует раскрытию людей. Живем рядом, учимся, а кто мы такие — и за пять лет толком не выясним. И какие-то два месяца на целине вдруг могут начисто перевернуть представления студентов друг о друге.
В Горьковском политехническом институте как раз в то время, когда я там был, сотрудники кафедры философии проводили любопытную анкету, названную ими «Лидер». Всем без исключения студентам одного курса предлагалась сумма вопросов такого свойства: с кем из своих сокурсников вы советуетесь по личным делам? С кем поехали бы на пикник? С кем встали бы против вооруженных хулиганов? Кого предпочли бы в качестве собеседника по литературным вопросам? С кем занимались бы науками, готовясь к экзаменам? И т. д. Отвечать надо было, называя пять фамилий студентов своей группы, как сказано в анкете, «в порядке предпочтения».
