Тогда Пройдоха решил, что спасение от голодной смерти не должно зависеть от хозяина, и начал по вечерам куда-то исчезать вместе с Гаскойном. Обычно он приволакивался к утру, нередко в изрядном подпитии, иногда с синяками и ссадинами, а однажды Жилю пришлось врачевать глубокий порез на груди Гийо. Пройдоха клятвенно заверял, что все произошло случайно: будто бы на него набросилась шайка каких-то бездельников, и он спасся от верной смерти лишь благодаря ангелу-хранителю, который, по счастью, не заплутался в узких улочках Парижа и вовремя подоспел к нему на выручку. Все это Гийо рассказывал с честной миной на изрядно помятой физиономии, но Жиль почему-то ему не поверил.
Из своих ночных похождений Гийо редко возвращался с пустыми руками. Чаще всего он приносил бутылку-другую вина и хлеб. Но иногда ему улыбалась удача, и он притаскивал целый окорок. Тогда они пировали, и Жиль на некоторое время проникался к Гийо нежными чувствами.
— Эй, лежебока! — Жиль пнул Гийо под ребра кулаком. — Просыпайся, будем ужинать.
В комнате фазан начал издавать такие умопомрачительно вкусные запахи, что он решил не дожидаться вечера. К тому же горькая настойка аптекаря явно изменила состояние желудка к лучшему: он перестал беспокоить, да и «музыка» в кишках затихла, зато голод стал совсем нестерпимым.
— Мессир, какой ужин?! — Гийо потер глаза кулаком и указал на небольшое оконце, в котором виднелся клочок голубого неба. — Солнце еще светит вовсю.
— Ну, ты как хочешь, а я поем…
С этими словами Жиль положил фазана на тарелку и отрезал краюху хлеба. Сегодня он решил махнуть рукой на свои денежные затруднения и купил хлеб из Шальи. Это было местечко неподалеку от Парижа, поля возле которого славились своим наливным зерном. Местные хлебопеки придумали новый сорт хлеба, который потеснил «городские» караваи. Конечно, он был похуже белого дворянского хлеба, тем не менее пользовался успехом у зажиточных парижан. Хлеб из Шальи и стоил в два раза дороже обычного.
— Не торопитесь, мессир! — порывшись в своих вещах, Гийо достал бутылку неплохого вина и поставил ее на стол. — Как-то нехорошо присоединяться к пиршеству с пустыми руками…
Он с деловитым видом сел за стол, и вскоре от фазана остались лишь одни раздробленные кости. Затем Жиль упал на постель и погрузился в размышления. Гийо тоже последовал его примеру. В отличие от своего господина, которому полагалась кровать, он спал на полу. Чтобы постель была помягче, он где-то раздобыл большой мешок, набил его свежим душистым сеном, и получился превосходный матрац.
