Немирич большим усилием воли потушил ярость, которая забурлила у него в груди, и примирительно ответил:
— Быть по сему. Но я уверен, что дед Кузьма отпустит тебя в Париж. Разве не интересно посмотреть на чужие земли, узнать много нового? Это пойдет тебе только на пользу. Да и Ивашко испытывает к тебе дружеские чувства…
Андрейко молча поклонился пану и покинул его покои. А спустя час он уже беседовал с дедом Кузьмой. Выслушав внука, старик тяжело вздохнул и сказал:
— Чему быть — того не миновать. Должен признаться, разлука с тобой для меня горше полыни. Человеку преклонных лет нелегко жить на белом свете, а ежели он одинокий, то тяжело вдвойне. Но ты не волнуйся, я сдюжу. Главное в твоем положении — попытать судьбу. Вдруг она обернется к тебе своим светлым ликом. Я согласен с Яковом Немиричем — повидать чужие земли не каждый сможет. Это как панский привилегий. Тем более что ты поедешь до Парижу за чужой счет. Я уверен, что там ты построишь свою судьбу. Не век же тебе ходить в пахолках.
— Деда, я буду по тебе сильно скучать. Я… я не могу! Не поеду!
— Сможешь! И поедешь! Так решила сама Макошь. Нечего тебе, молодому, сидеть сиднем возле старого трухлявого пня. Это именно та долгая разлука с тобой, которую я прозрел во время ведания. Я ошибся, когда подумал, что твои приключения закончились на Диком поле. Оказывается, там они только начались…
Так Андрейко вместе с Ивашкой Немиричем очутились в караване генуэзского купца Гвидо Фабриано. В повозке лежала одежда паныча, съестные припасы и оружие. Деньги (золотые дукаты) на обучение, пропитание, оплату жилья и прочие расходы Ивашко носил на себе. Их зашили в широкий пояс, похожий на корсет, который находился под рубахой и плотно охватывал торс юного Немирича. Такой же пояс имел и Андрейко, только монеты в нем были серебряные — жалованье слуги за год. Так решила пани Галшка, чтобы Андрейко рассчитывал в Париже только на себя и не запускал руку в мошну паныча. Кроме того, у каждого из них был еще и кошелек с мелочью серебром — на дорожные расходы…
Открыв рот от удивления и восхищения, Андрейко смотрел на приближающиеся оборонительные стены Кафы. Караван неторопливо вползал в предместье, но глинобитные и сложенные из дикого камня убогие строения его не впечатлили. Ничего необычного, в Крыму только так и строили, по дороге он немало навидался подобных строительных «изысков», когда использовался любой подручный материал, начиная с песчаника и заканчивая кирпичами, слепленными из грязи вперемешку с соломой. Андрейку заинтриговали лишь замызганные и загорелые до черноты дети, которые не обращали никакого внимания на повозки и играли почти посреди дороги, в пыли. Вернее, его поразили не столько сами мальцы, сколько их речь, состоявшая из невообразимой смеси разных языков и наречий.
