— Иди прочь, бессовестная, — зло бросил он.
— Иванко, в городе немцы.
— Что? — вскочил Ткачик на ноги, вмиг забыв о горе.
— Они уже здесь… Сначала мотоциклы. Затем танки… машины… Такой грохот…
Он растерянно и испуганно смотрел на девушку.
— Тебе, Иванко, надо немедленно… Они шныряют по улицам.
— Но… — с ужасом посмотрел на молчавшую мать.
— Я тебя проведу… спрячу.
Ткачик понял, что это единственный выход из его положения. Вмиг оказался у двери, схватил карабин, дослал патрон в патронник.
— Буду отстреливаться…
— Опомнись! — ужаснулась девушка. — Погибнешь… и не один…
В самом деле, ничего глупее нельзя было придумать — открыть стрельбу из карабина по танкам.
Кармен властно тянула его за руку, торопила, а он покорно, как ребенок, шел за ней.
Нырнули в аллею сирени, ведущую к старому дому с полуразрушенным мезонином, не дойдя до дома, свернули направо и, как белки, запетляли между деревьями. Когда углубились в старый-старый панский парк, в последние годы расчищенный и засаженный молодыми деревьями, Кармен сбавила ход.
— Зайдем через огород… Прямо из парка. Спартака Рыдаева помнишь?
Спартака Рыдаева Ткачик знал. Девять классов закончил хлопец, недавно принимали его в комсомол на бюро райкома. Такой хлопец не мог не запомниться. У него необычная биография, он чем-то отличается от всей школьной братии.
— А тебе он кто? — поинтересовался Ванько.
— Вот тебе и на! Наши матери — родня.
— Ну и что?
— Спартак все ходы-выходы знает. Спрячет лучше, чем кто другой.
Остановились возле старой ограды. Кармен уверенно приоткрыла раздвижные штакетины, Ваньку велела затаиться, а сама прошмыгнула в отверстие.
Ткачик замер у ограды, вслушался в утренние звуки, доносившиеся издали, из центра поселка, и только теперь почувствовал, как бьет его лихорадка. Руки дергаются, зубы стучат, тошнит…
Кармен как неожиданно нырнула, так и вынырнула из дощатого отверстия. Чуть не застрял в дыре головастый крепкий Спартак, великан с лицом ребенка, с ясными доверчивыми глазами.
— В самом деле… — протянул он. — Здравствуй, секретарь. А я не поверил… Бывало, Кармен разыгрывала меня, как маленького… — Теперь видишь?
— Ну, теперь…
— Поэтому и не задерживайтесь, ребята.
Кармен поймала руку Ванька, заглянула в глаза.
— Счастливо, Иванко. Не беспокойся… А маму твою похороним…
Сцапали Качуренко враги, как пить дать сцапали.
Он сомкнул отекшие веки, тряхнул тяжелой головой, прогоняя страшное видение.
— Подъем, пан голова, подъем!
Как рукой сняло сон. Порывисто сел на диване, рука машинально потянулась к пистолету. Но… его новенький, только за два дня до этого пристрелянный «ТТ» был уже в чужих руках. Эти руки, холеные, с дорогими перстнями на толстых розовых пальцах, жонглировали личным оружием Качуренко.
