Подмастерья работали до густых сумерек, пока глаза отличали индиго от медянки. Штандарт для Лоренцо Медичи мастер расписывал сам, не доверив сию работу никому. Леонардо в подмастерьях у него четвёртый год. Маэстро, хоть и выделял его среди учеников, но рисованию учил, как и прочих, – понуждая копировать свои картины. Он зря учителю не перечил, но, коли случалась свободная минута, тотчас ускользал из боттеги и, ежели встречал кого-либо необычайной наружности – или с бородой чудной, или с особливым прищуром, – то хвостом следовал за ним, оставляя в блокноте мельчайшие подробности, поскольку на память не полагался. Мысль – она всё равно что мышь полевая, сразу не ухватишь – поминай, как звали.
Утром в день турнира Леонардо готовил левкас>6 для доски из белого тополя, что вскоре под кистью Маэстро превратится в одну из мадонн. Он уже проклеил её паволокой и разгладил ладонью, выдавливая пузырьки воздуха: как только высохнет, выбелит её флейцевой кистью, а уж потом шпателем, слой за слоем, нанесёт густую массу из мела и вываренных костей. Каждый слой смочит водой, дабы избежать растрескивания. Для придания особой гладкости зашлифует пемзой и сверху – для прочности – покроет крепким взваром из бычьих хвостов. Леонардо прислонил доску для просушки к стене, а пока высвободилась минутка, набрасывал свинцовым карандашом на клочке бумаги чертёж машины о двух колёсах.
– Леонардо, что это у тебя? – заглядывал в рисунок через плечо десятилетний Лоренцо ди Креди>7. Он любопытен, как и все мальчишки его возраста, да к тому же, видать, надоело мести каменные полы боттеги.
– На этом можно передвигаться, если… – рассеянно обронил Леонардо, вспоминая приснившийся ему механизм.
– Неужто само поедет, без лошади? – недоверчиво засмеялся мальчишка.
– Да, коли передать колёсам силу движения ног, – ответил Леонардо, делая новые наброски, но Лоренцо уже потерял интерес к рисунку:
– Ты закончил левкас? Можно ли и мне положить слой?
– Почему нет? Бери шпатель да за дело.
Пока Леонардо рисовал свою странную машину, маленький Лоренцо, закусив губу, с усердием грунтовал доску.
– А почему на штандарте Медичи донна Лукреция Донати>8, а не его невеста – та знатная римлянка? В городе толковали, помолвка была уже? – спросил мальчик, отвлекая Леонардо.
– Лоренцо Медичи – поэт, а Лукреция – его муза.
– Интересно, как это нравится её мужу? – захихикал мальчишка. – Говорят, Медичи заплатили ему восемь тысяч флоринов, – не унимался он.
