Ян Лайзан помнит, как к Якубу Гаманьку на окраину за Илгециелсом приходили товарищи из рижского порта, с которыми тот успел познакомиться. В свободные минуты они вели тихие беседы, договаривались держаться вместе и не склонять голов перед хозяевами.
Один день из жизни в этом поселке навсегда остался в памяти Яна Лайзана. С утра пришли Якубовы товарищи из рижского порта и подняли народ. Теперь Ян Лайзан знает, что это были большевики, а тогда помнит лишь, что они уговаривали поддержать всеобщую забастовку, начавшуюся в городе. И народ поддержал их. Люди шли нестройными толпами, с женами и детьми, и красное знамя на длинном древке плыло над их головами. А когда подходили к мосту через Даугаву, откуда-то вынырнул стражник и пытался остановить шествие. Лайзан видел, как Якуб Гаманек отшвырнул стражника, и приободрившиеся люди, миновав мост, приблизились к центру. Над головами шумело и покачивалось уже не одно знамя, а несколько, — казалось, что из самой земли поднимаются и множатся огненные языки.
А затем все закружилось, словно в темном омуте. На подходе к центральной площади налетели казаки, засвистели плети, тут и там засверкали сабли. Демонстрацию разогнали, а многих посадили за решетку. Попали туда и Ян Лайзан с Якубом Гаманьком. Взяли их одновременно с портовыми товарищами. А потом — год тюрьмы, и Яну Лайзану, как когда-то Гаманьку, выдали «волчий билет» в придачу.
И потащились они вдвоем из Риги к дому, хотя знали, что и там не найдут надежного пристанища. Но куда было деваться? У Якуба Гаманька был небольшой клочок земли около озера Долгого. А у Яна Лайзана не было и вовсе ничего. Только знал он, что родился около озера Долгого, а идти было не к кому.
Помнит Ян Лайзан, как пришли они к озеру и задумались... Пришли. А куда? И зачем? На берегах озера издали виднелись покосившиеся долговские хаты, которые сами как бы пытались схорониться в мелком сосняке. Якуб Гаманек, постояв недолго на берегу, молча пожал руку товарищу и пошел. Ян увидел, как на ресницах Гаманька появились слезы.
— Куда, Якуб? — только и спросил Лайзан.
— Свет велик, авось не пропаду...
Ян Лайзан потащился один по малоезженной дороге.
Он добрался до соседнего с его деревней имения и там только за харчи нанялся работать у Алоиза Вайвода. Мечтал, чтобы со временем вырваться отсюда, обзавестись куском своей земли, но ничего из этого не получилось. Алоиз Вайвод вначале принял Лайзана на службу за его здоровый вид — такой горы перевернет! — а потом держал его за золотые руки. Мог Ян сделать колеса, поправить колымажку, наладить сеялку, починить молотилку. Из его ловких, умелых рук выходили отличные стулья, столы, шкафы. Но заработок был так мал, что его никогда не хватало даже расплатиться с долгами. Так и не выбился Ян на самостоятельную дорогу. И в буржуазной Латвии не смог он найти выхода. Да и мог ли он получить землю, если сам пан его, Алоиз Вайвод, паутиной долгов оплетал крестьян, скупал их землю и присоединял к своим и без того огромным полям. Женился Ян Лайзан поздно. Расма, тихая и добрая женщина, была батрачкой Вайвода. Вздыхает Лайзан, вспоминая жену: не долго пожили они, умерла Расма от тяжелых родов. Мертвым родился и ребенок. И остался Лайзан один, живет бобылем в маленькой хате у соснового бора, на берегу озера. Все время проводит он в своей мастерской, к которой привык и где за работой чувствует себя спокойнее, чем дома. Много пережил Ян Лайзан под ее крышей, немало провел горьких и тяжелых дней, но так сильно прирос к этому углу, к его густому смолистому запаху, что всегда приходил сюда с удовольствием.
