Зимой в Балагане становилось очень холодно. Всегда. И комиссия с этим ничего не могла поделать. Она приходила, проверка начиналась, как обычно – кухня, спальня… Кусеныша, который ходил за комиссией по пятам, успевали погладить по голове и всучить ему конфетку; Абашикке, который издали дразнил послушного младшего братика, беззлобно грозили пальчиком; задавали пару дежурных вопросов Эдьиэйке; даже пытались, как обычно, изловить из-под кровати Туорааха… но до зала, туалета, ванной… а уж до второго этажа и подавно – дело обычно не доходило. Пряча глаза и откашливаясь, они поспешно ставили оценки в своих журналах и убегали, преследуемые беспрерывным гудением Маши, пронзительный голос которой все время дрожал над их головами, как звук гигантской рассерженной трубы. «Комиссия, запишите, что у нас очень холодно! Холодно! Холодно!» – твердила она, ступая за ними по пятам и мужественно отворачиваясь от предлагаемых конфет. В этом она была непреклонна. Если бы она взяла хоть один разок хоть одну конфетку, это означало бы, что она перестанет говорить о холоде. Маша действительно мерзла больше всех и отлично знала, что конфетки в деле согревания Балагана никак не помогут.
Год назад Маша в какой-то мере добилась своего. Комиссия, внезапно вспомнив о ее бесконечных жалобах, доставила в Балаган гуманитарную помощь. Она прибыла в НДД из далекой тайги и представляла собой… одеяло. Тепленькое, мягонькое, славное одеяльце. У него было имя, его звали Куобах Суор5ан, что значит Заячье Одеяло. Оно было действительно сшито из настоящих заячьих шкурок. Много лет им спасались охотники в своей дальней заимке. Прослышав, что в Балагане мерзнут дети, они решили отправить драгоценное одеяло им. У них было еще одно. Тоже заячье, но без имени.
Одеяло это, название (или все-таки имя?) которого, с легкого языка Туорааха, было слегка переиначено на Кобак Шорган (малыш еще выговаривал не все звуки), оказалось действительно волшебным. Конечно, теплее во всем Балагане от него не стало, но выяснилось, что по ночам Кобак Шорган чудесным образом согревает всю спальную комнату, независимо от того, кто им укрывается. Стало намного веселее.
Но если бы знать заранее, чем этот комфорт обернется для Балагана! Ужасно, но Кобак Шорган, получив имя (а он настаивал, что это все-таки имя!), вообразил о себе невесть что. А именно – он перестал осознавать себя неодушевленным предметом. Точнее сказать, он вообще начал себя как-то осознавать, ведь неодушевленные предметы, кажется, ничего не осознают, хотя по этому вопросу вам лучше попросить уточнений у Эдьиэйки или у Дьикти Хотун. Ему показалось, что он живое существо. Конечно, он не додумался до того, чтобы воображать себя человеком, но уж с Аккуратиком-то почитал себя за равных. Аккуратик невзлюбил его за это, Кобак Шорган платил ему той же монетой. Когда они оставались совсем одни, он бросался на бедного котенка, пытаясь задушить. Аккуратик каждый раз нещадно царапался, и Кобак Шорган в глубине души очень боялся острых коготков котенка… хотя простите, какая душа может быть в одеяле? Аккуратика ругали за то, что он якобы сдергивает одеяла и устраивает беспорядок в спальных комнатах в отсутствии детей. Он пытался рассказать о творящихся безобразиях и робко мяукал жалобным голосом, указывая лапкой в сторону кроватки, на которой притаился его враг, но речь котенка в Балагане не понимали. В общем, единственным существом, которое обрадовалось исчезновению котенка, оказалось это препротивное одеяло.
