Я провела несколько научных опытов. Я подарила Касиме-сан наипрекраснейшую камею из сада, подчеркнув, что сорвала ее ради нее. В ответ: поджатые губы и сухое «мерси». Я попросила Нисио-сан приготовить для Касимы-сан ее любимое блюдо – божественное кушанье из сырой рыбы, к которому она едва притронулась, забыв поблагодарить. Увидев как-то в небе радугу, я бросилась к Касиме-сан и позвала ее полюбоваться вместе со мной: она лишь пожала плечами.
Но я не сдавалась и решила удивить эту гордую дворянку зрелищем, достойным ее внимания. Я нарядилась в подаренное мне Нисио-сан маленькое кимоно из розового шелка, расшитое кувшинками, повязала широкий пояс-оби, надела лакированные гэта и не забыла прихватить бумажный зонтик пурпурного цвета с белыми журавлями. Я намазала губы маминой помадой и подошла к зеркалу: на меня смотрела настоящая красавица. Когда я явлюсь миру, никто не сможет устоять передо мной.
Для начала я решила показаться самым верным подданным, которые встретили меня восторженными криками и дружно выразили мне свое восхищение, – ничего другого я и не ожидала. Затем полюбоваться на свое великолепие я позволила саду: порхая, как яркая бабочка, я вприпрыжку станцевала там свой танец радости. По дороге я сорвала огромный мак и воткнула его в волосы вроде алого венца.
Разряженная таким манером, я предстала пред очами Касимы-сан. Но она даже не взглянула на меня.
Это только подтвердило мой диагноз: она больна. Иначе как можно было удержаться от восторга при виде такой красоты? И точно так же как Бог прощает грешников, я решила проявить милостивое снисхождение и отпустить ей все ее грехи. Бедная Касима-сан!
Если бы я тогда умела молиться, я обязательно помолилась бы за нее. Я отчаялась обратить эту строптивицу в свою религию, и это поколебало мою веру в собственное всевластие.
Я поняла, что отнюдь не всесильна.
У моего отца был друг-вьетнамец, женатый на француженке. Это был деловой человек, которому в 1970 году по вполне понятным причинам – если вспомним, что тогда происходило во Вьетнаме, – пришлось вместе с женой срочно вылететь на родину. Шестилетнего сына, учитывая все трудности предстоящего путешествия, они решили с собой не брать и оставили его моим родителям на неопределенный срок.
Юго был мальчиком спокойным и воспитанным. И поначалу он мне нравился. Но затем он перешел в стан врага – моего брата, и мальчишки стали неразлучными друзьями. В наказание я решила не называть Юго по имени.
