Первый вопрос, на который обвинитель ответила, был вопрос об унижении Дубровым читателей. Обвинитель, наверное, раз десять читала его статью, никто в России столько раз ее не перечитывал и не слушал, и если Дубров кого и унизил в России, то это должен быть обвинитель. Мало этого, обвинитель, чтобы обвинять Дуброва, обязана иметь личное убеждение в его виновности. Исходя из этого, отвечая на вопрос, унизил ли ее Дубров своей статьей, обвинитель обязана была заявить, к примеру, что чтение «этой мерзости оскорбило ее национальные чувства». Как иначе, если она обвиняет Дуброва в унижении национального достоинства? А вот что она реально ответила на вопрос об унижении ее национальных чувств:
— Да, и еще одна маленькая просьба, наверное даже личного характера. Юрий Игнатьевич, давайте считать, что гособвинитель увидел в этой статье оскорбление русского народа и поэтому, в том числе, поддерживает это обвинение, помимо уголовных законов, процессуальных законов, вы говорили о личном убеждении. Давайте не оскорблять гособвинителя, не отнимать у него право на личное мнение.
Забегу вперед, чтобы сразу объяснить ситуацию с личным мнением, — я сказал в ответ на этот упрек обвинителя следующее:
— Если бы вы выражали свое мнение за Россию, я бы вас расцеловал. Вот вы говорите, что Россию оскорбили. Если бы вы считали, что Россию оскорбили, я бы вас расцеловал. Но вы так не считаете. Это какой-то эксперт-лингвист так считает. Вы же по-русски не понимаете. Это лингвист вам рассказал, что это так. Сами вы этого понять не можете, и вы это доказали, что вы не способны без лингвиста что-либо сделать.
В этом месте вмешалась председательствующая:
— Давайте прекратим полемику не по делу. Приобщаем данные документы к материалам дела.
Но для дела в данном случае важно, что гособвинитель, говоря, так сказать, от души, ни словом, ни жестом не сказала и не показала, что Дубров оскорбил и унизил ее лично как человека, имеющего какую-то национальность. Отвечая на ею же и поставленный вопрос, она сообщила, что у нее просто есть мнение, что Дубров оскорбил какой-то там русский народ, но не ее лично.
Исходя из этого, я прошу суд, во-первых, показания гособвинителя — человека, наиболее перегруженного необходимостью непрерывно читать статью Дуброва, — присоединить к показаниям свидетелей, которые тоже не увидели в статье Дуброва никакого унижения для себя. Правда, они понимают газетные тексты без лингвистов, поэтому не увидели в статье и оскорбления для русского народа, но даже в этом случае, свидетельское показание обвинителя достаточно ценное.
