Окна были круглые, со створкой, открывающейся внутрь. Как-то сразу становилось ясно, что комнаты за ними очень обжитые, пропитанные духом хозяина — незлобивого интеллектуала, блаженного до государственной измены. Особняк был новый, построенный позднее вросших в землю деревянных и полудеревянных дворовых построек, обнесённых забором на четверть квартала.
Заслышав гром подков по мостовой, из окон особняка повысовывались диссиденты. В доме не спали, где-то в покоях пиликала скрипка и ей подпевала гармонь. Праздновали новоселье, вероятно, дорвались до винных погребов. Во дворе стояли вынесенные из дома столы, заваленные тарелками и объедками — это клабберы устраивали пати. Властей больше не боялись. Власть показала беззубость и была обречена на посмешище.
При виде ОМОНа беженцы, крепко помнящие кромешную резню локального пиндеца на своей малой родине, попрятались, а владимирская студентота и примкнувшие к ним преподы заулюлюкали.
— Чего понаехали? Места для вас нет!
— Слышь, кровавая опричнина?
— Семестров должен уйти!
— Семестров должен умереть!
— Дюк Ньюкем маст дай!
— Убирайтесь к себе в Новгород, здесь лимит для вас исчерпан.
Умеющие свистеть дружно засвистели. На лицах интеллектуалов потише сияла томная улыбка беззащитного наслаждения от осознания факта пребывания в среде правильных людей. Единение несогласных было полным.
— Окружай, — приказал Литвин командиру взвода, и городская стража умелась в проулки оцеплять Семестров двор.
Дружинники выстроились в две шеренги напротив фасада. Вид конных ратников в надвинутых на глаза шлемах, тёмных, побитых кольчугах, со щитами и поднятыми копьями притушил абсолютно беспочвенный оптимизм креативного класса. Выражение ликования на физиономиях завсегдатаев ВУЗов и манагеров обратилось в праведную ненависть к представителям государства, осмелившегося поднять руку на самое святое — на интеллигенцию.
Пока инсургенты дружно выдыхали и их коллективный разум ворочал ганглием, Литвин зычно оповестил:
— Ваше время закончилось. Кому жить охота, пусть выходит, не вынося с собой ничего. Оставшихся в доме будем мочить. Задержанные пойдут в тюрьму. Нары ждут своих сидельцев. Даю десять минут, чтобы покинуть дом и разойтись. Потом по вам начнёт работать ОМОН. Время пошло!
Теперь попрятались и коренные владимирцы. Остались самые упоротые, но и они подутухли.
— Не имеете права, — заблеяли из окон. — Кто вам разрешил? Вы знаете, с кем имеете дело? Да вас всех уволят.
