Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь | страница 10
К исходу ночи они сидели кругом на своих величественных резных креслах под куполами, украшенными гербами каждого из кардинальских приходов. Воздух был пропитан запахом тел, пылью и резкими ароматами духов. Большинство присутствующих с ног валились от усталости, но это не мешало им насладиться торжественностью момента. Став частью истории, сложно не испытать душевный подъем, особенно если удалось на этом подзаработать.
Голосование проходило в полном молчании. Когда объявили результаты, зал взорвался возгласами: от яростных до ликующих. Все глаза устремились на кардинала Борджиа.
По традиции, лишь одно слово должно прозвучать: латинское volo, что означает «желаю». Но вместо этого крупный мужчина, отлично поднаторевший в политике и дипломатии, вскочил с кресла и триумфально поднял вверх руки, будто одержавший победу борец.
– Да! Я папа! – И рассмеялся как ребенок. – Я папа!
– Pontificem habemus! Папа избран!
Человек в оконном проеме замолчал, жадно глотая свежий ночной воздух. Теперь к нему присоединился еще один, крепко сжатые в кулаки руки широко раскинуты, как у уличного фокусника, который вот-вот покажет какой-то трюк. Он разжал пальцы, и вниз устремился ворох листовок. Они кружились в утренних сумерках; несколько штук попали в огонь затухающих факелов и превратились в пепел, который, мерцая, закружился в воздухе как стайка пьяных светлячков. За всю историю конклава никогда еще Рим не видел такого представления, и люди принялись прыгать и драться, пытаясь поймать листки до того, как они упадут на землю. Кто умел читать – щурил глаза, силясь разобрать каракули. Другие слушали:
– … Родриго Борджиа, кардинал Валенсии, избран папой Александром VI.
– Борд-жи-а! Борд-жи-а! – скандировала толпа. Новость разносилась по городу, и люди стекались к мосту Святого Ангела и заполняли площадь. После долгого ожидания они, верно, были бы рады увидеть на папском престоле и самого дьявола. И все же за их обожанием стояло нечто большее. Старые римские семьи могли рвать и метать, недовольные тем, что папство досталось иноземцу, однако простой люд, кому нечего было терять, приветствовал человека, который щедро и без колебаний развязывал кошелек и открывал двери своего дворца для праздничных пиров. Родриго Борджиа уже давно протаптывал дорожку к сердцам римлян.
– Борд-жи-а!
Не в пример иным богатеям, он никогда не упускал случая показать, как любит делиться. Его щедрость не знала границ. Когда приезжал высокопоставленный иностранный сановник или по городу проносили религиозные святыни, улицы рядом с дворцом Борджиа были усыпаны цветами, из окон всегда свисали самые большие расписные гобелены, его фонтан бил вином, а представления с фейерверками, озаряющими ночное небо до самого рассвета, могли развлечь даже самую требовательную публику.