то есть к королевскому двору. Там он сможет целиком отдаться живописи, а бдительное око будет следить за тем, чтобы он не возвратился к грешным навыкам и склонностям.
Можно поддаться милой иллюзии, будто эти слова проистекали из чувствительного сердца монарха, до глубины души озабоченного печальной судьбой художника. Однако более правдоподобно было бы предположить, что Карл I — известный ценитель искусства, у которого сам Ван Дейк был придворным художником, — решил попросту воспользоваться случаем заполучить себе задешево, за неясное обещание королевских милостей, знаменитого Торрентиуса. Так или иначе, дипломатическая машина была пущена в ход. Государственный секретарь Англии вице-граф Дорчестер обратился с просьбой к великому пенсионарию>{80} Голландии де Гларгесу, однако особенно активную деятельность в этом направлении развернул королевский посол в Нидерландах сэр Дадли Карлтон. Почти во всех письмах повторяется тот же аргумент: было бы огромной потерей, если бы такой знаменитый художник понапрасну покинул этот мир.
Старания увенчались успехом. Торрентиуса выпускают из тюрьмы, однако с тремя условиями: 1) ему придется оплатить большие судебные издержки; 2) он торжественно обязуется немедленно уехать в Англию и 3) никогда уже не вернется на родину.
Дальнейшую судьбу художника удается воспроизвести лишь в общих чертах. О его пребывании в Англии ничего нельзя сказать наверняка. Похоже, на земле своих избавителей неисправимый Торрентиус вернулся к прежнему образу жизни. По крайней мере, так можно интерпретировать загадочную фразу о нем — «giving more scandal than satisfaction»[29], — которую можно найти в книге Горация Уолпола «Painters in the Reign of Charles I»[30].
Его возвращение в Голландию граничит с полным безумием. Он является туда внезапно в 1642 году, и воистину невозможно понять, на что он рассчитывал — уж не на то ли, что ему простят его вину и повторится библейская притча о блудном сыне? Он ведь знал, даже слишком хорошо, что такое бешеная ненависть харлемских мещан. Так что, возможно, изгнанник попросту был вынужден расстаться со своим убежищем, и ему не оставалось ничего другого, как вернуться на родину, где он мог попытаться своим трудом заслужить благодарную память потомков. Также представляется вполне вероятным, что Торрентиус пожелал вызвать судьбу на последний поединок, разыскать своих прежних компаньонов и провести с ними несколько шальных ночей, фаустовским жестом призывая молодость, какую бы цену ни пришлось за это заплатить. Не исключено, наконец, что он почувствовал себя смертельно усталым в игре, которую сам придумал, и ему уже было все равно, каково будет продолжение и чем закончится эта повесть, полная шумихи и бешенства.
