В начальной стадии тюльпаномании цены постоянно шли в гору и, как сказали бы маклеры, тенденция на цветочной бирже была вначале благоприятная, затем оживленная, вплоть до весьма оживленной, ну а в конце, который наступил довольно скоро, она перешла в стадию совершенно неконтролируемой рассудком эйфории.
Разверзалась все большая пропасть между реальной стоимостью предлагаемых луковиц и ценой, которую за них платили. Причем платили охотно, с радостью, как бы в предчувствии скорой улыбки фортуны. Большинство тех, кого затронула тюльпаномания, играли на повышение, то есть действовали в убеждении, что конъюнктура роста цен будет продолжаться вечно (не напоминает ли это прогрессистов?) и что луковица, купленная сегодня, удвоит свою стоимость завтра, ну, самое позднее, послезавтра. В этих фантастических спекуляциях, если относиться к ним серьезно, без иронии (ибо «давность» истории вовсе к этому не располагает), можно усмотреть и нечто более глубокое — например, древний человеческий миф о чуде размножения>{58}.
А если оставаться в земных категориях, то дело выглядело так продавцы совершенно не считались с возможностями покупателей, а покупатели, что еще хуже, как будто полностью утратили инстинкт самосохранения и не считались с собственными возможностями. Всем хорошо известно лихорадочное настроение, сопутствующее крупным биржевым операциям, однако в случае тюльпаномании это было нечто более серьезное, более патологическое, нежели просто «настроение».
Психические отклонения, носящие название «мания», обладают одной общей чертой: лица, ею затронутые, склонны создавать автономные воображаемые миры, управляемые собственными законами. В нашем случае это напоминало гигантскую цветочную лотерею, в которой все участники надеялись выиграть главный приз. Игра эта происходила, однако, не на специально выделенном для этой цели острове, а в стране, где фундаментальными достоинствами были благоразумие, умеренность, ну и — платежеспособность. Система, основанная на мещанской расчетливости, не смогла ужиться с системой финансовых фантасмагорий. Столкновение мира желаний с реальной действительностью стало неизбежным и, как обычно в таких случаях, очень болезненным.
Теперь стоит задаться вопросом, каким образом, в каких местах и общественных рамках происходила спекуляция луковицами тюльпана. Наиболее близкий к правде ответ звучит так — на обочине нормальной хозяйственной жизни, если не сказать — в ее темных закоулках. Мы несколько раз упоминали биржу, но это не следует понимать буквально. Никогда не существовало и не могло существовать никакой официальной тюльпанной биржи, поскольку это учреждение предполагает открытость, оно допускает к сделкам лишь ограниченное число уполномоченных на это участников, а результаты торгов доводятся до сведения всех заинтересованных лиц.
