Виктор Живов о Евангелии в советских хрестоматиях, неофитстве и симпатичных 90-х | страница 3



Первое, что я перевел для Издательского отдела, была книга о. Иоанна Мейендорфа

Я начал заниматься историческим богословием, Максимом Исповедником. Конечно, к этому что-то вело. Я какое-то время переводил для издательского отдела Патриархии. У меня был ближайший приятель, совершенно блестящий человек (он, к сожалению, на том свете уже давно) — Вадим Михайлович Борисов. Он меня свел с замечательным человеком, который был секретарем издательского отдела Патриархии, Евгением Алексеевичем Кармановым. Он был связан какими-то корнями с 30-ми годами, с катакомбной церковью (конечно, не сам, а его наставники). Первое, что я перевел для издательского отдела, была книга о. Иоанна Мейендорфа о Григории Паламе. Меня и раньше увлекала Византия, но эта работа очень способствовала возрастанию моего интереса. Тогда я начал читать всякую богословскую литературу.

— К вере Вы пришли в сознательном возрасте?

— Я начал ходить в церковь в отрочестве, отчасти благодаря моей старшей сестре. Крестился попозже.

— А в комсомол вступили?

— В комсомол вступил, но это никак на моей жизни не сказалось. Противно было, я ощущал это как некоторое насилие. В комсомольской организации не знали, что я в церковь хожу, при поступлении в университет никто не спрашивал, ходишь ли ты в церковь или не ходишь.

Чтобы кого-нибудь обнаружили в церкви и потом какие-то были неприятности в университете или на работе — такое бывало редко. Ведь, на самом деле, это было не очень страшное время. Оно было противное, советская власть была очень противная. Но в это время она была относительно «либеральной». Так, чтобы всех несогласных волочить куда то, — нет, этого не было, не волочили. Можно было более-менее жить своей партикулярной жизнью.

— Как в дальнейшем складывалась Ваша научная жизнь?

— Я работал в МГУ до 1989 года — сначала в лаборатории, а потом эта лаборатория стала разрушаться, и я в 1979 перешёл на кафедру русского языка филологического факультета. С этим был связан мой поворот к русистике. 10 лет я проработал на кафедре русского языка, а потом меня мой старший коллега и большой друг Никита Ильич Толстой в какой-то момент переманил в Институт русского языка. Я туда перешел — это открывало новые перспективы.

Потом меня позвали работать в университет Беркли — это замечательный университет. В 90-е годы, как вы понимаете, здесь было невозможно заработать на жизнь. Нет, можно было заниматься бизнесом и зарабатывать большие деньги, кто-то сколотил громадное состояние, но я этого не умел и сейчас не умею. А преподавать я вроде бы умел, и когда меня позвали в Беркли, я поехал туда. Потом мне предложили там постоянное место, и я согласился.