Люди словно оказались продуктом, ответственность за который несут не только они. Это происходило веками, принуждая всех к соответствию бумаге, в результате чего была аннулирована способность взглянуть на все по-новому.
Взглянуть на все по-новому означает, что, даже если бумага предписывает одно, индивид способен отделять себя от того, чем является этот кусочек бумаги. Но если с помощью этих бумаг человека загоняют в угол и цивилизация зажимает его в тиски, то нормальным становится то, что рабы – представляя огромную массу, наделенную властью гегемонии бумаги, – превращаются в палачей, объединяющихся против индивида. Индивид одинок, но множество порабощенных становится палачом подворачивающихся под руку людей, чем компенсирует свою фрустрацию, обусловленную необходимостью в свою очередь подчиниться бумажно-цифровой системе, кодирующей уровень потребительства, отмеренную долю индивидуальности и талончик на часть жизни, которую дозволено иметь каждому. Это показывает, насколько мы обогнали домыслы о внушающем ужас Большом Брате[19].
Памяти о самобытном, онтическом начале человека больше не существует. И проблема некоммуникабельности тоже является одним из элементов, предусмотренных системой. Известно, например, что, кроме языка тела, существует и язык манеры одеваться. Каждый индивид своей манерой одеваться передает некое послание, что может способствовать расширению коммуникативных возможностей человека. Но, когда человек, даже желая отличаться от других, использует все время одни и те же способы общения, он остается, в сущности, жестко привязанным к постоянно используемому одному-единственному коду. Он неизбежно фиксируется в роли человека-сэндвича[20], готового к употреблению любым другим человеком.
Эту ситуацию можно разрушить только изнутри, отталкиваясь от самобытности каждого индивида: надо лишь вернуться к внутрисущностному единству действия, уловить собственную виртуальность и последовательно раскрывать ее в повседневно разворачивающихся событиях исторического процесса.
Нельзя утверждать также, что за происходящее в государстве (или метасоциуме) несет единоличную ответственность только его глава: находясь в рамках системы и будучи таким же рабом, как и все, он тем не менее вынужден действовать как хозяин. Он вовсе не свободен в своих намерениях: ему приходится командовать, приказывать, организовывать, выносить приговоры, но его выбор определяется действующей безальтернативной моделью.
