— Присядем на дорожку. — Предложил он уже перед самым уходом, опускаясь на длинную широкую лавку у печки. — Разговор к тебе есть сурьезный. Я намедни мильцанеров в тайге встренул…
— Ну…? — Напрягся Марат, моментально весь превращаясь в слух. — И чего они тут делали?
— Беглого разыскивали. Убивца.
Макарыч подвинулся на пустой лавке, приглашая собеседника занять место рядом с собой.
— Сказывали, вооруженного. Ахтоматом… Еще сказывали, будто он четверых человек в могилу свел. Особо опасный, значит. Приметы его сообщали…
— А Вы что?
Марат пристроился с краешка на отполированную штанами и юбками доску и выжидательно замер.
— А что я? Ничего. — Почесывая бороду, ответил дед. — Ты на душегубца не похож. Нету в тебе звериного… Тут много народу на моем веку перебывало. Случались лихие, отчаянные. В угаре могли ишто хош вытворить. Топориком человечка по темечку тюкнуть, да на болоте в бездонную «слепую» елань спустить. В трясину. Ищи-свищи вербованного — может он домой, аль на какие вольные хлеба махнуть сподобился. Знамо дело — лесоповал…
Помолчал и добавил:
— Это я к чему? Чтоб ты в мое отсутствие бегать не подался. Тут идти некуда, а к людям тебе нельзя. Скоро холодать начнет… Пропадешь в тайге-то. Мильцанеры в деревню заворачивали, смотрели все. Ты тогда на кочкарник за мхом конопатным ходил. Смотрели, да приговаривали, мол, убивца уже нужно в Кондопоге или в Медвежьегорске искать, а не тут. Порыскали и направились старым большаком к югу. Их там винтолет ждал…
Макарыч вновь почесал бороду и сунул руку в карман пошитой из шинельного сукна куртки.
— На вот. Я тебе документик припас.
Он извлек из кармана потрепанный паспорт.
— Гостевали тут прошлой осенью одни обормоты. Калачи столичные с винтарями драгоценными. Медведя стрелять желали. Больше оружия свои ненаглядные чистили, да от меня, каторжанина, патрончики прятали, чем охотились. Соседний дом едва не спалили, так гуляли «на посошок». Кое-какое имущество во хмелю позабыли. Этот анчикрист с карточки на тебя не больно похож, но все же с документом человек — вроде как житель…
— Спасибо! — Растроганно воскликнул Марат. — Вы мне просто жизнь спасли. Я, правда, никого не убивал. Сам не знаю, почему на меня облаву устроили.
— Э-э-э, ми-лай, — протянул, вставая с лавки, дед, — попасть в переплет недолго… Мне скоро семьдесят пять годков стукнет — я знаю…
Больше ни слова не говоря, он удалился и вернулся лишь спустя неделю с полным рюкзаком сахара, сумкой соли, тремя банками сгущенного молока, кружком Краковской колбасы, головкой Пошехонского сыра, пенсией за полгода и пачкой относительно свежих газет.