с ней сделать.
Она поежилась. В такую ночь поможет только мужская ласка.
Альма вернулась в дом и легко подняла тяжелую крышку подвала. Изнутри дохнуло пылью и старостью, а вход закрывала толстая и прочная паутина. Сюда она специально запустила несколько тарантулов, так сказать, для безопасности, хотя мало кто из обычных людей решится лезть в подвал к ведьме.
Ступеньки заскрипели. Она оказалась в полной тьме, но ее глаза прекрасно различали каждую деталь, вплоть до маленькой трещины в половицах – еще один плюс в жизни ведьм.
- Кто там? – раздался во тьме сдавленный женский голос. – Выпустите меня! Пожалуйста! Я ведь ничего не сделала, почему вы меня здесь держите? Мой муж…
- Тихо! – она пошевелила пальцем, лишая женщину дара речи. – Плохо выглядишь, Мари. Видимо, возраст все же дает знать о себе, хоть я и пытаюсь поддерживать твою молодость своей магией.
Ничего, только мычание в ответ.
Альма подошла к сгорбленной в клетке женщине, вцепившейся дрожащими руками в железные прутья, и присела рядом.
Ведьма протянула к ней руки.
- Ну-ну, не упрямься, Мари! – проворчала Альма, когда женщина испуганно отшатнулась. – Я вовсе не собиралась тебя мучить, всего лишь отрезать один локон, всего один. Обещаю.
Она дотронулась до грязных волос узницы и ногтем срезала с них один засаленный клок.
- Надо бы тебе помыться… Но я тебя не выпущу, уж извини.
Альма грустно вздохнула, ее вдруг потянуло на исповедь.
- Знаешь, он ведь ушел навсегда, - начала она. – Мой сын, моя кровь и плоть. Наследие, гордость… - она задумалась. – И, я думаю, он больше никогда не вернется, потому что узнает, кто он такой, и кто такая я. Не сомневаюсь, захочет убить, поэтому и не вернется. Чтобы сдержаться. Уж я-то его знаю. Может, он и думать боится об убийстве, но оно у него в крови. Я еще помню Безымянных…
Ведьма замолчала, слушая, как тихо хнычет женщина, лишенная голоса.
- А твой муж плохо с ним обращался, - после долгой паузы продолжила она. – Так плохо, что пару раз я хотела забрать его, признаться. Но нельзя. Он должен учиться, бороться за жизнь, расти и становиться сильнее, но для этого необходимо страдать. Ничего уж не поделаешь, мое наследие должно остаться в истории любой ценой, пусть даже такой страшной. Я уверена: он станет великим, если не величайшим! – ее голос наполнился гордостью. – И не без твоей помощи, Мари. Ведь ты меня помнишь, да?
Глухое мычание.
- Но я все равно страдаю, - Альма откинула волосы назад и промокнула рукавами халата проступившие слезы. – Понимаешь, когда он узнает… возненавидит, и я его больше никогда не увижу. Никогда! Иногда я задаю себе вопрос: «Какого черта я делаю, он ведь мой сын! Мой сын! Я не должна его отдавать!». Но, черт меня побери, так надо. Он должен жить, пусть и в постоянной ненависти к матери и с именем, не достойным его. Он поступил плохо, не исполнив твою – извиняюсь, мою – последнюю волю, ты так не думаешь?
