Тот совсем не знал, как вести себя в высшем обществе, и, стараясь не попасть впросак, слишком увлекался. Жевал лепестки цветов, разложенные на буфете для красоты. Поднимал дамам шлейфы, чтобы они не запылились. А подвыпив, принялся целовать руки всем, даже кавалерам, и в смущении накручивал на палец галстук, будто хотел его завить.
Сим и Майя прожили двадцать лет в счастливом, но бездетном браке, и ожидавшая внуков госпожа Алнорелл была в ярости.
А потом, однажды…
Появился он, Тоби.
Жизнь супругов полностью изменилась — ее центром стал сын.
Бабушка была разочарована, сразу же отметив, что он пошел в Лолнессов, а не в Алнореллов.
Каждое лето Тоби гостил в ее поместье. Она его всячески избегала, предоставив заботу о нем нянькам. Долгожданный малыш ее пугал. Дети грязны и неопрятны, и от них можно чем-нибудь заразиться. Завидев его, она пряталась. Она научилась так ловко хитрить и притворяться, что, когда ему исполнилось лет пять-шесть, их встречи сделались крайне редкими.
При виде внука бабушка каждый раз устраивала истерику, визжала: «Не подпускайте его ко мне! Я заболею! У меня начнется жар!» — и убегала от него как от зачумленного.
Майя Лолнесс, попав в мрачный неведомый край, где ей отныне предстояло жить с мужем и сыном, с трудом сдерживала рыдания. И это понятно: некогда она принадлежала к высшему свету, изнеженному, избалованному, и, хотя ненавидела эти недостатки у матери, хотя пыталась искоренить их в себе, теперь ощутила, что они одерживают над ней верх — черные, разбухшие от влаги Нижние Ветви внушали ей непреодолимое отвращение.
Муж, конечно, заметил, что она прячет слезы. Время от времени он участливо спрашивал:
— Милая Майя, тебе нехорошо?
— Я так счастлива, что у меня есть ты и Тоби, что нас не разлучили, — лепетала она чуть слышно с вымученной улыбкой, зябко куталась в шаль и продолжала идти.
Тоби смотрел на отца и понимал, что тот невыносимо страдает. Сима Лолнесса мучила не жалость к себе — он повсюду мог найти что-нибудь любопытное и прекрасное, даже внутренности мухи вызывали у него восхищение. Он горевал о жене и сыне, ведь они поневоле делили с ним тяготы изгнания. Семье запретили жить на Вершине и в Середине Кроны, их лишили дома, прав и сослали на Нижние Ветви; носильщики оставили троих изгнанников посреди пустынной суровой Онессы, неподалеку от двух огромных огненно-красных листьев, задержавшихся на ветке.
— Вот мы и пришли, — пробормотал отец.
Под ногами хлюпала вода, словно они оказались в тарелке с остывшим супом. Тоби сел на чемодан, снял носки и выжал их.
