— Он ведь совал тебе в рот сигарету. Заставлял курить — а все назло мне. Если б ты знал, Вилли, сколько таких подонков я перевидала с тех пор, как открыла здесь школу.
— Я не хочу ходить в любимчиках, мисс Халлиуэлл.
— Мы всегда будем с тобой друзьями, Вилли. Вместе нам легче будет переносить невзгоды.
Она во второй раз поцеловала меня, и тут меня охватило такое бешенство, что закружилась голова. Я готов был сказать ей все что угодно, лишь бы она от меня отвязалась, — что мне неприятно, когда она ко мне прикасается, что я знаю: на ней белье лилового цвета. Но вместо этого, совершенно неожиданно для себя, я почему-то сказал:
— Может быть, займемся французским, мисс Халлиуэлл?
— Я всегда буду здесь. Пожалуйста, не забывай этого, когда уйдешь из школы. Ты будешь писать мне? Обещай, Вилли. Обещай, что будешь писать мне.
— Да, мисс Халлиуэлл.
Из родинки у нее на подбородке торчал волосок, и я подумал: если спросить, почему она его не срежет, она наверняка зарыдает. Ее слезы будут литься на мой французский учебник, а ее увядшее лицо станет таким же некрасивым, каким было лицо тети Фицюстас, когда та плакала в саду.
— Когда я узнала про тебя, когда я узнала, что стряслось, я сразу поняла: никто из учеников никогда не будет мне так же дорог, как ты.
— Я выучил Passe Compose. J’ai commence…[29]
— Я тебе нравлюсь, Вилли?
Я ответил «да», но это была неправда. Я ненавидел ее родинку, ее влажные губы, разговоры о том, что вместе нам будет легче переносить невзгоды. Я даже был рад, что от меня пахло табаком, что Элмер Данн говорил про нее гадости. У меня и в мыслях не было писать ей письма. Она была мне так отвратительна, что я опять успокоился и равнодушным голосом сказал:
— Пожалуйста, не выделяйте меня, мисс Халлиуэлл. Пожалуйста, не кладите мне при всех руку на плечо.
— Вилли, детка…
— Элмер Данн ронял на пол карандаш специально, чтобы заглянуть вам под юбку.
Мисс Халлиуэлл ничего не сказала. Она молча сидела и смотрела в сторону. От разлившегося по лицу румянца она как-то вдруг похорошела.
— Tu as commence, il a commence, nous avons commence, vous avez commence, ils ont commence[30], — забубнил я.
Я кончил, а мисс Халлиуэлл по-прежнему не произнесла ни слова. Я встал, собрал учебники, сунул их в ранец и вышел из класса, даже не посмотрев в ее сторону и не попрощавшись.
После этого она больше ни разу не занималась со мной после уроков, а в свой последний день в школе я повел себя, как Элмер Данн: пересек спортивную площадку с сигаретой в зубах, зная, что мисс Халлиуэлл наблюдает за мной из окна. Кто-то из учеников зааплодировал, а потом зазвенел звонок, но я не вернулся. Ранец, учебники, пенал остались в классе, а я через весь город пошел домой.
