«Суди меня, Господи, не по справедливости, — взывал воскресным утром старый каноник Флюэтт, — а по милосердию». Миссис Флюэтт играла на органе, а потом пели псалмы и читали молитвы: «Тебе Бога хвалим» и «Верую»; оба отрывка из Священного писания читал вслух отец. Мистер Дерензи не сводил восхищенного взгляда с нашей тетушки, а Джеральдина и Дейрдре следили за ним, подталкивая друг друга локтями. Когда это им надоедало, они начинали посвистывать, и мать их одергивала.
Потом мистер Дерензи собирал деньги, и, на радость сестрам, наступал черед тети Пэнси восхищаться своим поклонником, что она, стараясь не подавать вида, и делала. Она смотрела прямо перед собой, и ее пухлые щечки заливались румянцем гордости, когда мистер Дерензи вручал канонику деревянную тарелку для сбора средств, а тот, ставя ее поверх блестящего медного блюда, передавал пожертвования Всевышнему.
— Огромное вам спасибо, мистер Квинтон, — всякий раз говорил, выходя с нами во двор, каноник, после чего он благодарил мистера Дерензи за сбор пожертвований. После службы перед церковью собирались и другие протестантские семьи, разговор обыкновенно заходил либо об урожае, либо о погоде. Многие из этих семей состояли между собой в родстве: в наших краях было принято жениться на кузинах. Длинной процессией мы выходили через массивные чугунные ворота и шли пешком по деревне, мистер Дерензи — с тетей Пэнси, а отец — с тетей Фицюстас. Случалось, они начинали вспоминать детство. «Кто эта дама в лиловом?» — однажды поинтересовался у сестры отец, и тетка напомнила ему, что это дальняя родственница Квинтонов, на которую он, когда ему было пять лет, опрокинул мороженое с черной смородиной. В конечном счете почти все оказывались дальними родственниками Квинтонов.
Пока шла служба, наш экипаж и двуколка тети Фицюстас стояли во дворе у Суини, а лошадь и пони жевали овес из кормушки. «Счастливого пути», — говорил на прощанье мистер Дерензи, подсаживая теток в двуколку, сначала тетю Пэнси, а затем тетю Фицюстас. Тете Пэнси он напоминал, что, как всегда, заедет за ней после обеда, и только экипаж и двуколка выезжали со двора, как его рука опускалась в карман за жестяной коробочкой с табаком. Жест этот вызывал у Джеральдины и Дейрдре неописуемый восторг, и Джеральдина, хихикая, говорила, что тетя Пэнси, должно быть, очень счастлива, ведь лучшего поклонника, чем мистер Дерензи, нет на свете. «Нехорошо быть такими злыми», — увещевала их мать, но сестры уверяли ее, что они и не думали шутить — мистер Дерензи и в самом деле галантный кавалер.
